Зигфрид Обермайер - Храм фараона

Вот! Вдали раздался звук трубы, глухой стук барабанов и чистое пение флейты. Звуки раздавались с ладьи музыкантов, которая в подобных случаях опережала царский флот, чтобы возвестить о прибытии Богоподобного.

Музыка становилась громче и громче и смолкла лишь тогда, когда ладья пристала к берегу. Музыканты, певцы и танцовщицы вышли, высокомерно оглядели горожан и быстро, ловко выстроились в привычном порядке.

Затем показалась царская ладья — сверкающий золотом корабль Благого Бога, повелителя Обеих Стран. Вперед выступил руководитель хора и начал ритмичную песню словами:

— Слушай, народ! Приближается Совершенный Бог, сын Амона-Ра, господин Обеих Стран, могучий бык, всем вам отец и господин, царь Мен-Маат-Ра-Пта-Мери-Ен-Сети в блеске своего величия.

Эти слова руководитель хора произнес один. Затем вступили все певцы:

— Благой Бог, питающий Обе Страны, Страну тростника и Страну пчел, амбары твои переполнены, и земля приносит богатые урожаи, потому что под твоим владычеством Нил широко и сильно разливается, Тот ведет счет твоим годам наряду с господином вселенной, царем богов. Ты, наследник величайшего из всех богов, Амона-Ра, быка его матери, который создал тебя. Он отдал тебе все страны силой своей десницы. Ты сидишь на троне Ра, и урей защищает твою главу, Мен-Маат-Ра-Сети. Боги позволили тебе победить чужие народы, ты покорил людей Метанни и Ретену, Нахарины и Куша. Ты, божественный царь, любимый всеми, друг богов, который владеет Обеими Странами. Все люди покорены твоей красотой. Твои войска ликуют, твои враги дрожат.

Это громкую хвалебную песнь они продолжали до тех пор, пока роскошная барка, в которой Сети в царском одеянии сидел на высоком троне, не пристала к берегу. Когда сильные, прикрытые лишь набедренными повязками нубийские рабы высоко подняли трон, возложили его на плечи и по крепким мосткам шагнули на берег, весь народ пал ниц. Жрецы, правитель города, певцы, танцоры и все остальные склонились в пыль, как колосья, сжатые серпом. Никто не осмеливался поднять лицо. Каждый боялся молнии, которая должна была их поразить по воле Всемогущего. За троном фараона шествовали сановники. Посреди них шел наследный принц Рамзес в своем расшитом золотом роскошном парике. На его лбу сверкал широкий золотой обруч с коршуном и коброй — символами божеств Нехбет и Уто, защищавших царя.

Когда церемониймейстер дал знак отцам города, чиновникам и жрецам подняться, все робко посмотрели на фараона, который в божественном спокойствии и величии скрестил руки на груди, держа скипетр Хека и плеть, в то время как на голове его сиял в утреннем солнце красно-белый двойной венец.

Рамзес встал по правую руку от своего отца, главный советник Нибамун — по левую. После царя Нибамун был первым человеком в государстве, имел титул воспитателя царских детей, скорее символический, потому что главный советник не воспитывал ни умерших принцев и принцесс, ни наследного принца Рамзеса, который, однако, ценил и уважал старого опытного сановника.

Так как царь никогда не говорил на людях, слово взял визирь. Его сильный голос звучал над толпой:

— О жрецы Озириса, о правители города, верные слуги нашего царя! Богоподобный сегодня не столько оказывает честь вам, людям, сколько почитает божественного Озириса…

Он произнес еще много красивых звучных слов, старый мудрый Нибамун, в то время как фараон из-за боли в шрамах с трудом сохранял полагавшуюся ему божественную неподвижность. Рамзес же своими большими живыми глазами успел немного рассмотреть покорно ожидавшую толпу.

В это мгновение решил Озирис направить судьбу наследного принца по полагавшемуся ей путь. Позади тучного правителя города стоял богатый владелец поместья Сенеб, который много сделал для города и для храма. Рядом с ним стояла его жена Хатнуфер и тринадцатилетняя дочь Инет.

Наследный принц был воспитан при подобных обстоятельствах радовать всех присутствующих своим видом, однако он забыл о том, чему его учили, и его соколиный взгляд надолго задержался на слегка раскосых темных миндалевидных глазах очаровательной Инет, которая тотчас опустила голову. Она подождала удобного момента и, предположив, что принц отвернулся, снова осторожно подняла глаза. Он все еще смотрел на нее, и на этот раз она выдержала его взгляд, словно отдавая себя ему. Она и не могла иначе. Он был охотником, а она добычей.

Рамзес, уже обладавший собственным гаремом и прежде придававший физической любви не больше значения, чем еде и питью, почувствовал себя глубоко восхищенным. Эта девушка была такой красивой, такой юной и свежей, такой очаровательной, как будто в ее облике чудесно соединились Изида, Хатор и Баст.