Зигфрид Обермайер - Храм фараона

— Да, господин, клянусь жизнью.

Такка получила известие, что с ее мужем произошел несчастный случай, и у нее никогда не было основания думать что-либо другое. Маленькая черная нубийка, казалась, совсем погрузилась в свое горе, тем не менее, в жалобных восклицаниях вдовы, сопровождавшей мумию Озириса-Пиайя в последний путь, слышались нотки гордости. Гордости, потому что она была его женой, гордости, потому что верховный жрец Хамвезе собственной персоной вел траурную процессию. Фараону, однако, решил верховный жрец, лучше сообщить о смерти Пиайя после праздника Зед, потому что никакая тень не должна омрачать столь редкое и значительное торжество. Хамвезе не учел только одного: за один месяц до праздника царь выразил желание пригласить Пиайя, прощенного им на все времена Единственного друга. Как и все его старые друзья, тот должен был принять участие в празднике, и на это время ему разрешалось приехать в Пер-Рамзес. Хамвезе мгновенно все обдумал. Если он скажет, что Пиай заболел, фараон, пожалуй, захочет послать к нему пару придворных лекарей, если же верховный жрец объявит, что тот в отъезде по делам храма, за ним велят послать. И в обоих случаях окажется, что Хамвезе лжец. Верховный жрец решился:

— Я должен сообщить тебе, уважаемый отец, то, о чем мне хотелось бы умолчать, чтобы не омрачать предстоящего празднества. С ним случился несчастный случай во время работы в собственной гробнице. Он мертв и похоронен со всеми почестями, и у меня болит печень, потому что я должен сказать тебе об этом.

Когда потрясение от столь скорбной вести прошло, фараон сказал грустно:

— Ну, вот смерть и нашла тебя, друг Пиай, и на этот раз никакая ошибка не оживит тебя, как тогда в Суенете. Он действительно стал Озирисом, Хамвезе, ты это сам видел?

— Мои люди наблюдали за бальзамированием, и я сам провел церемонию открытия рта. Его вдова будет получать от храма половину его жалованья, пока будет жива, о сыне мастера я тоже позабочусь. Такка снова беременна, и я сделаю все, чтобы она и дети никогда не знали нужды.

— Ты сделал то, что было правильным и необходимым. То, что ты не хотел огорчать меня перед праздником, тебе прощено. Но как с Пиайем, таким опытным ремесленником, мог случиться несчастный случай в гробнице?

— Он, должно быть, поскользнулся, когда рисовал. Может быть, это был приступ слабости. Он стукнулся головой о каменный саркофаг с такой силой, что разбил себе правый висок.

— Тем не менее, это прекрасная смерть. Он умер на работе, которая значила для него так много. Он умер как свободный человек, обладая моей дружбой, и его ка получило причитавшееся ему место покоя. Для бывшего раба было бы нескромным требовать от богов большего.

— Только одному можно ожидать от них большего — тебе, Богоподобный.

— Я — Благой Бог, и мне полагается то, что не полагается никому другому, — ответил Рамзес со спокойным убеждением.

Хамвезе, однако, не подумал о том, как быстро эта новость достигнет Мерит. В тот же вечер о ней узнала Нефертари, а от нее и старшая дочь.

— С Пиайем… произошел несчастный случай? В его собственной гробнице? Этого не может быть… Нет, нет…

Ничего не понимающая Мерит опустилась на стул. Нефертари подавила приступ изнурительного кашля и погладила дочь по руке:

— Он уже лежит в своем Доме Вечности. Хамвезе все устроил. Он хотел умолчать о несчастном случае, пока не пройдет праздник Зед. Когда фараон сказал о том, что он собирается пригласить Пиайя, Хамвезе вынужден был ему все рассказать.

Без слез, неподвижная, Мерит сидела на стуле. Она чувствовала, что все рухнуло, и не удовольствовалась версией несчастного случая.

— Есть ли свидетели его смерти?

— Нет, я полагаю, нет. Вероятно, страж гробниц обнаружил его во время обхода.

Мерит начала свое расследование. Она действовала упорно и ожесточенно. Когда ее люди спросили стража гробниц, тот ответил только то, что ему велел Хамвезе. Однако Мерит это не удовлетворило. Она велела позвать Сети и попросила смущенного Парахотепа укрыться в соседней комнате, чтобы быть свидетелем ее беседы с мужем.

Она приняла своего супруга стоя, не приветствовала его и бросила ему прямо в лицо:

— Ты убил Пиайя! Почему? Что он тебе сделал? Чем ты можешь оправдаться?

Сети был так поражен, что даже не стал лгать, а тотчас начал с обвинений:

— Из-за этого человека мне невозможно было показаться перед своими людьми! А уж когда я узнал, что Неферури, должно быть, не мой ребенок, я призвал его к ответу там, в его гробнице. Он не только во всем признался, он еще и высмеивал меня! Меня, принца Сети! И тогда я, тогда я…