Зейн Грей: Охотник за каучуком

Иквитос словно тянул к себе всяких бродяг и давал надежное убежище всем, кому следовало укрыться от добропорядочного мира. В этот город на границе Перу искателей приключений привлекал каучук, как в Клондайк когда-то людей манило золото.

В пестрой толпе охотников за каучуком, что грузилась на «Амазонас», отправлявшейся вверх по реке. толкался испанец, на котором все задерживали взгляд. У трапа, где собралась вся эта шайка, капитан Вальдес остановил его, пытаясь не пустить. Но тот оказался человеком, свернуть с пути которого невозможно.

— Вот билет! — крикнул он. — Я пройду на судно.

В Иквитосе испанца звали просто Мануэлем. Имя его стояло первым в списке тех, кто незаконно добывал каучук; к тому же его подозревали еще и в том, что он — охотник за рабами. Правительство находилось далеко за Андами; если оно и знало кое-что о торговле рабами, то не имело власти здесь, на границе. Однако Вальдес и другие владельцы пароходов объединились и взяли закон в свои руки, ибо подобные браконьеры губили каучуковые деревья, валили их, вместо того чтобы делать надрезы; последнее считалось делом дозволенным, иные же способы добычи грозили уничтожить весь каучуковый промысел; более того, озлобляли индейцев и тем самым обращали их во врагов.

Капитан Вальдес с сомнением глядел на испанца. Мануэль был высок, его глубоко посаженные глаза сверкали из-под косматых бровей, твердо очерченный рот виднелся под редкими усами, не знавшими бритвы. Здесь, на реке, Мануэль зарабатывал и просаживал денег, больше, чем полдюжины любых других охотников за каучуком, он пил чичу и питал страсть к азартным играм, он дрался и в драке мог убить.

— Я пройду на судно, — повторил испанец, протискиваясь мимо Вальдеса.

— Ладно, еще одна поездка, Мануэль, — медленно произнес Вальдес. — Мы собираемся запретить добычу тем, кто вне закона.

— Все они вне закона. Каждый, у кого хватает мужества дойти до Пачиты, — вне закона. Ты, Вальдес, думаешь, — я работорговец?

— Среди других подозревают и тебя, — осторожно заметил Вальдес.

— Никогда я не охотился за рабами, — рявкнул Мануэль, размахивая мускулистыми руками. — У меня и нужды: не было торговать ими, Я всегда находил каучука больше, чем любой тут, на реке.

— Ловлю тебя на слове, Мануэль. Но если тебя когда-нибудь поймают с захваченными индейцами, то закуют в цепи или пустят вплавь по Амазонке.

— Я согласен на твои условия, Вальдес. Это моя последняя поездка. Я уеду далеко и вернусь богачом.

Вскоре «Амазонас» снялся с якоря. Это был двухпалубный пароход с колесом на корме — старая посудина, столь же грубая и неопрятная, как и ее человеческий груз. На верхней палубе находились кабина лоцмана, капитанское жилье и небольшая каюта первого класса, которая теперь пустовала. Двадцать четыре человека, плывшие во втором классе, занимали нижнюю палубу. Впереди она оставалась открытой, здесь спали команда и пассажиры; кто в гамаках, а кто и просто растянувшись на палубном настиле. Далее шло машинное отделение. Топили дровами, и пароход останавливался, лишь когда требовалось пополнить их запасы. Узкое, мрачное помещение длиной в двенадцать футов, по обеим стенам которого тянулись скамьи, служило столовой; помещалось оно на корме. Во время еды на грубых приспособлениях из тросов и шкивов с потолка спускали стол.

Что за зрелище являл собою этот салон в ночь отплытия! Тесное помещение, освещенное тусклой лампой, что чадила голубым дымком, казалась какой-то жуткой декорацией среди бескрайних просторов черной реки. Сгрудившиеся в салоне пассажиры пили, курили, азартно играли; Собравшись вместе, охотники говорили громко, ибо в первозданной тишине и одиночестве пустынной Амазонки они отвыкли от звука собственного голоса. Слышалась разноязыкая речь, но испанский оставался единственным доступным всем средством общения.

Ночь стояла удушливая, и в набитом людьми помещении было не продохнуть от запаха табака, пота, паров чичи. Пассажиры сидели без пальто, нечесаные, многие — сняв рубахи. Шум веселящейся братии становился все громче, всякий вливал свой голос в общий галдеж.

Неожиданно вход в салон заслонила могучая фигура. Белолицый, светловолосый, человек этот мог сойти за англичанина. Несколько групп игроков шумно звали его к себе. Настороженный, тревожный взгляд пришельца не изменился, даже когда он принялся играть. Делал это он равнодушно, изредка роняя слова, и всякий раз оставаясь в убытке. Казалось, не было конца ни его невезению, ни его деньгам. Стали подходить другие игроки. Ставки, гомон, количество выпитой чичи — все нарастало с наступлением ночи.