Зейн Грей: Охотник за каучуком

И вдруг, будто прилив — счастье молчаливого незнакомца переменилось. Почти после каждой партий выигрыш переходил к нему. Все мрачнее становились угрюмые лица тех; кто сидел у стола, и взгляды людей многозначительно загорелись. Наконец за спиной пришельца, которому начало везти, тускло блеснул в тощей руке нож. Не миновать убийства, если б чей-то тяжелый кулак не опрокинул этого человека и не выкинул за дверь, где тот исчез в темноте.

— Он играл честно! — воскликнул Мануэль. Во тьме глаза его ярко блестели.

В воцарившемся безмолвии стал слышен шум машинного отделения, пароходного колеса, плеск воды. Все взоры устремлены были на высокого испанца. Затем игра возобновилась и под горящим взглядом Мануэля продолжалась далеко за полночь.

Наконец он швырнул на стол золотую монету и заказал чичу на всех.

— Люди, выпьем за Мануэля, за его последний улов на реке, — провозгласил он. — Я вернусь богачом!

— Каучук или индейцы? — зло спросил похожий на куницу испанец.

— Бустос! Ложь уже в твоем вопросе, — с горячностью отвечал Мануэль. — Не делай из меня торговца рабами. Я отправляюсь за каучуком. Привезу полное каноэ.

Очень часто те, кто был вне закона, не найдя богатого каучуком леса, обращали всю свою предприимчивость на похищение детей индейцев и продавали в рабство жителям селений на берегу Амазонки.

— А где собираешься высадиться, Мануэль? — спросил один.

— В устье Палькасу. Кто пойдет со мной?

Мало кто из охотников, кроме Мануэля, бывал когда-либо выше слияния Пачиты и Укаяли, а Палькасу бежала с предгорьев Анд. О реке этой знали мало, разве только, что она течет по земле кашибос — таинственного племени каннибалов. Никто из охотников не выразил желания присоединиться к Мануэлю. Со злым презрением он посмотрел на них и обругал сворой трусов.

После той ночи Мануэль почти не обращал внимания на своих попутчиков, скупо расходовал табак, перестал пить и угрюмо замкнулся в себе. Он никогда не уходил в джунгли будучи не в форме.

«Амазонас» свернул на Укаяли и день и ночь полз вверх по реке, протянувшейся на много тысяч миль, останавливаясь, чтоб погрузить топливо или оставить в разных местах охотников за каучуком. Каждый прощался с Мануэлем весело и словно навсегда. В Ла Бока, лежавшем в устье Пачиты, где и находился конец маршрута капитана Вальдеса, на борту оставалось всего трое пассажиров из прежних двадцати четырех: Вустос, Мануэль и тот незнакомец, кто, казалось, не имел ничего общего со своими спутниками.

— Мануэль, — спросил Бустос, — ты слыхал, что такое Палькасу: жуткое полуденное солнце, роса, несущая смерть, и людоеды-кашибос. Ты никогда не вернешься.

Тут к Мануэлю обратился капитан Вальдес:

— Неужто, правда, будто ты идешь в Палькасу?

— Да, капитан.

— Скверны твои дела, Мануэль. Известно, что там полным-полно индейцев: в Пачите — чунчус, а дальше — кашибос. Мы и слыхом не слыхивали, будто там есть каучук.

— Пошел бы я один в места людоедов, будь я охотником за рабами?

— Тебе этого не удавалось, но это еще не доказательство, что у тебя не было таких намерений. Помни, Мануэль, если мы поймаем тебя с детьми индейцев, тебя ждут цепи или Амазонка.

Мануэль, тихо выругавшись, подхватил мешок и двинулся вниз по трапу. На пристани к нему обратился какой-то человек.

— Тебе еще нужен помощник?

Это был светловолосый пассажир с «Амазонас». Мануэль, впервые вглядевшись в него, обнаружил, что сложением тот не уступал ему самому; в серых глазах стояла печаль, и во всем облике чувствовался налет отчаяния.

— Да ты ведь не за каучуком приехал? — спросил Мануэль.

— Нет.

— Зачем тогда хочешь пойти со мной? Слыхал, что за земля вдоль Палькасу?

— Да. Поэтому-то и хочу.

Мануэль странно рассмеялся.

— Сеньор, как мне звать тебя?

— Все равно.

— Ладно. Будешь просто Сеньором.

Мануэль отнес мешок в пальмовую рощу, что тянулась вдоль реки, где покачивался целый флот каноэ. Группа индейцев сидела, развалясь в тени, ожидая, не будет ли сделки, подобной той, какую собирался заключить Мануэль. Очевидно, он был им знаком, потому что индейцы охотно подвели несколько каноэ, из которых испанец и выбрал одно. Выдолбленное из целого ствола, каноэ было огромно: длиной пятьдесят футов, в ширину три и столько же по высоте борта.

— Сеньор, я отправляюсь, — объявил Мануэль, швыряя свой мешок в каноэ.

— Что ж, поедем, — отозвался Сеньор.

— Как, еще не раздумал?

— Нет.

— Я брал с собою чужаков в эти места, но они никогда не возвращались.