Cecil Forester - Адмирал Хорнблауэр в Вест-Индии

– Да, – ответила Барбара ничего не выражавшим голосом, – Это был Хаднатт.

– Удивительно! – продолжал Хорнблоуэр. – Невероятно. Никогда не подумал бы, что он способен на такое. Он сбежал из тюрьмы, перелез через стену, перебрался с Ямайки на Пуэрто-Рико. Совершенно поразительно!

– Да, – ответила Барбара.

Хорнблоуэр повернулся к Мендесу-Кастильо:

– Ваш… ваш trompetero , – не будучи уверен в правильности перевода на испанский слова «трубач», он поднес руку ко рту, чтобы жестом пояснить то, что он хотел сказать.

– Вы думаете, он был хорош? – спросил Мендес-Кастильо.

– Великолепен, – сказал Хорнблоуэр. – Кто он?

– Это лучший музыкант оркестра Его превосходительства, – ответил Мендес-Кастильо.

Хорнблоуэр пристально посмотрел на него, но Мендес-Кастильо, словно дипломат, хранил совершенную невозмутимость.

– Он ваш соотечественник? – настаивал Хорнблоуэр.

Мендес-Кастильо развел руками.

– Почему я должен интересоваться им, милорд? – возразил он. – В любом случае, искусство не знает границ.

– Нет, – сказал Хорнблоуэр. – Полагаю, что нет. Границы в наши дни – понятие растяжимое. Кстати, сеньор, не могу припомнить, не существует ли между нашими правительствами договоренность, касающаяся взаимного возврата дезертиров.

– Какое странное совпадение! – сказал Мендес-Кастильо. – Несколько дней назад, я, совершенно случайно, уверяю вас, милорд, интересовался этим самым вопросом. И обнаружил, что никакой конвенции не существует. Было множество случаев, когда, на принципах доброй воли, дезертиров возвращали назад. Однако, к великому сожалению, милорд, Его превосходительство изменил свою точку зрения на данный предмет. Это случилось, когда некий корабль – «Эстрелья дель Сур», название которого, вы, возможно, припоминаете, милорд, был захвачен как работорговец на выходе из этой самой гавани при обстоятельствах, которые Его превосходительство счел чрезвычайно возмутительными.

В этом не было враждебности, в выражении лица Мендеса-Кастильо, когда он говорил, не было заметно ни намека на ликование. С таким же видом он мог говорить о погоде.

– Теперь я ценю доброту и гостеприимство Его превосходительства в еще большей степени, – сказал Хорнблоуэр. Он надеялся, что не выглядит сейчас как человек, подорвавшийся на своей собственной мине.

– Я доведу это до сведения Его превосходительства, – заявил Мендес-Кастильо. – Тем временем, здесь есть множество людей, горящих желанием познакомиться с вами, милорд, так же, как и с Ее светлостью.

Позже вечером к ним подошел Мендес-Кастильо, который передал сообщение от Ее превосходительство, в котором говорилось о том, что маркиза, понимая, что Барбара, не оправившись в полной мере от недавних испытаний, должно быть устала, и что если она и Его светлость неофициально покинут прием, Их превосходительства не будут против. Мендес-Кастильо проводил их в дальний конец залы, где они прошли через неприметную дверь и оказались у задней лестницы, ведущей к их покоям. Горничная, приставленная прислуживать Барбаре, дожидалась их.

– Попроси ее уйти, пожалуйста, – сказала Барбара. – Я справлюсь сама.

Ее голос по-прежнему был ровным и ничего не выражающим, и Хорнблоуэр с беспокойством посмотрел на нее, опасаясь, что ее утомление могло оказаться слишком сильным. Однако он выполнил ее просьбу.

– Могу я чем-нибудь помочь тебе, дорогая? – спросил он, когда горничная вышла.

– Ты можешь остаться и поговорить со мной, если не возражаешь, – ответила Барбара.

– С удовольствием, конечно, – сказал Хорнблоуэр. В создавшейся ситуации было что-то странное. Он попытался найти какую-нибудь тему, чтобы смягчить ее.

– Я с трудом могу поверить, что Хаднатт…

– Именно о Хаднатте я и хотела с тобой поговорить, – сказал Барбара. Голос ее звучал резко. Она выглядела более чопорной, чем обычно, выпрямившись – нельзя было найти спину прямее, и встретила взгляд Хорнблоуэра твердым взором, напоминавшим взор солдата, который, застыв по стойке «смирно», ожидает смертного приговора.

– В чем дело, дорогая?

– Ты станешь ненавидеть меня, – сказала Барбара.

– Нет! Никогда!

– Ты не знаешь того, что я собираюсь сказать тебе.

– Что бы ты мне не сказала…

– Не спеши так говорить! Сначала выслушай. Я освободила Хаднатта. Это я организовала его побег.

Эти слова прозвучали как удар грома. Или, скорее так, как если бы при полном штиле грот-марса рей без предупреждения рухнул бы на палубу.