Михаил Крупин - Дуэль на троих

– По-моему, она не очень-то рада спасению, – сочувствующе улыбнулся мне Люка. – Русские настолько не ценят свою жизнь?

Наконец верхний узел подался.

– Вместо того, чтобы Москву спасать, – Тася так и кипела, – я тут с ними торчу из-за их темных делишек!

Между тем, мой отец и Пикар, быстро стреноженный сержантом Превером, уже изучали свиток.

Полковник, посиживая со связанными ногами спиною к парапету, считал бойницы и зубцы, зарисованные в свитке: «Ен, де, труа, катр, сенк, сис…» А отец измерял поперечные плинфы. Потом они запутались, и Бекле-старший отнял у полковника пергамент. Стал с усилием читать по-русски: «Пять камней ошуюю… две плинфы одесную пройди…»

Отец наморщил лоб и глянул на меня:

– Что за слова – «ошуюю», «одесную»?

– Направо и налево.

– Это по-каковски?

– По-русски, иностранец!

Едва я развязал последний узел, Аня бросилась к убитым слугам Пикара – стала деловито забирать их пистолеты и заряды, обвешиваться ими по своим ремням. Я ей машинально помогал…

Отец и семенящий за ним Пикар дошли уже с пергаментом до поворота и уперлись в маленькую, как солдатская палатка, звонницу.

– Видимо, звонарь был верным человеком Беклемишева, – хмыкнул полковник. – И помог разобрать ночью стену и устроить тайник…

– Подымай выше, папа! – крикнул я отцу. – Если бы ты внимательнее изучал родословную, знал бы, что боярин Беклемишев дружил с итальянцем Гвидчардини, одним из первых зодчих Китай-города.

Последний измерительный шаг и… они уже под крышей часовни.

Так же, как и хозяин, стреноженный последний подручный Пикара ломиком вывернул нужную плинфу.

– Здесь!

Вокруг нее уже руками вытащил подогнанные в стальные пазы еще три…

– Так… – Отец, подслеповато морщась, пробегал строки свитка под фонарем. – Теперь «змия надо попрать»!

– Что сделать? – переспросил Пикар.

– Ну… встать на него.

– А дальше?

Отец повертел еще так и сяк перед светом пергамент.

– Да я практически все дочитал… Далее нравственные наставления. Вроде цитат из «Домостроя»: «Мой истинный наследник жив, покуда поспешанию не служит. Не взойдет горе, пока злато течет…»

– Достаточно, – махнул рукой Пикар. – Ну-с, Шарль Луи, мой начинающий боярин…

Он подтолкнул вперед своего последнего солдата. Шарль занес ногу над углублением с формой, отлитой для человеческой ступни. В этой форме-ступне был вычеканен радостный дракончик.

Пикар пихнул солдата в бок, и Шарль поставил на дракона ногу. Потом встал в углубление весь.

В тишине раздался мерный скрип древнего механизма. Шарль плавно ушел по колено в стену. А зубцы перед ним поднялись… и запрокинулись.

Шарль и отец увеличили пламя в фонарях, подвинули их дальше. И открылся тайник!

Честно, не помню, в какой миг мы с Аней, как завороженные, приблизились к нашим старым гробокопателям, но увидеть это стоило!..

Без преувеличения «золотые горы» исключительно золотых (вот не было там ни одной серебряной!) монет тонкими змейками сыпались из полусгнивших мешков. Какие-то зубчики еще отгибались, лопасти с мешочками медленно вращались… Здоровенные рубины и шпинели вспыхнули впервые за три века в резьбе и литье своих обручей. Золоченые мечи и булавы в сапфирах и алмазах…

К сему сокровищу – от запрокинутых зубцов – вела теперь коричневая лестница из тонких итальянских кирпичей.

– Ну и предки у вас, сударь, – сказала мне Тася. – Со всей Руси в Москву тащили!

– А я тут причем?

– Яблочко от яблони… Только редкий скряга мог так написать: «Не взойдет горе, пока злато течет», – повторила она прочтенное отцом. – Фу!

– И не с Руси, а почитай, со всего мира, – ревниво поправил Анюту отец. – По легенде, Берсень Беклемишев контролировал весьма аппетитный отрезок Шелкового пути в прикаспийской степи…

– Точнее, грабил, – истины ради уточнил Пикар.

– И если бы Васко да Гама не открыл морской путь в Индию, – мечтательно продолжал папаша, – то, кто знает, как бы еще тут всё обернулось!

Грянул новый взрыв на Москве. Тася вздрогнула, будто от резкой боли. Плюнув на нас, развернулась и, такая маленькая и воинственная, в мужском польском наряде, вооруженная до зубов, побежала от нас по стене.

К стыду своему две секунды помедлив, я устремился за ней.

Люка дернулся было следом, но – не в силах оторваться от сокровищ – так и остался…

Он только крикнул мне вслед, как потерянный:

– Жан, я сейчас!.. я сейчас…

Из журнала Таисии (в послушании Анны)