Владимир Андриенко: Сын фараона и жрец Анубиса

— Государь, — послышался рядом тихий голос, который заставил фараона вздрогнуть.

Кто это посмел приблизиться к нему так близко? Разве он не приказал всем держаться на расстоянии? Он поднял голову и посмотрел на дерзкого. Но это был его любимец архитектор Сенусертах. Также старик, но в отличие от фараона он был полным и на его широком лице не были так заметны разрушительные следы времени и горя, как на худом лице фараона.

— Сенесуртах? Ты вернулся? Я рад тебе, друг мой.

— Ты сердит, государь?

— Не на тебя. Тебя я всегда рад видеть. Я думал это кто-то другой.

— Ты снова ходил к статуе принца Эвиб-Ра, государь? Мне больно смотреть, как ты угасаешь, повелитель.

— Угасаю, друг мой. Ничто больше не привязывает меня к земной жизни. Но придворные льстецы утверждают, что я отлично выгляжу. Так мне сегодня сказал хранитель царского ларца с благовониями.

Сенусертах грустно усмехнулся.

— Смешно? Вот и мне стало смешно. Неужели они не могут говорить хоть часть правды? Грубая лесть глупа.

— Они придворные, государь. Что с них взять? Я давно говорил тебе о них.

— Как там моя гробница?

— Место твоего истинного упокоения полностью готово, государь. Все сделано тайно и про него знают только самые верные люди.

— Спасибо, друг мой. Боги милостивы ко мне, дав мне такого друга. Ты ничем не хуже великого архитектора фараона Джосера Имхотепа.

— Что ты, государь. Ты слишком милостив ко мне. Имхотеп построил великую пирамиду. А мои достижения много скромнее. Писец Ден, государь, сочинил надпись для твоей гробницы. На мой взгляд, она достойна столь великого владыки как ты.

— Вот как? — фараон оживился. Он был все еще не равнодушен к увековечиванию своей памяти. — И что за слова он написал? Ты помнишь их?

— Конечно, государь. Вот они:

— Хорошо. И просто и в то же время величественно. Я доволен, — похвалил архитектора фараон. — Ты меня порадовал, друг мой.

— Тебе стоит оставить печаль, государь и снова радовать своих поданных своим мудрым правлением. Пусть твой первый сын умер, но у тебя ведь есть еще и принц Аменемхет.

— Не говори мне о нем, друг. Тебе не идет лесть. Не думаешь же, ты, в самом деле, что этот бездельник станет мудрым правителем?

— Но у тебя есть еще и дочь, государь.

— Принцесса красива. Вся в свою мать, но красота и мудрость не одно и тоже. Я правлю страной долгий период, Сенусертах. Ты сам изготовил стелу в 44 год моего царствования. И я знаю людей. И я вижу закат династии, но не это мне пугает. Пусть моя династия уйдет. Все рано или поздно стариться, и уступает место новому. Это закон жизни. Меня пугает судьба страны.

— Твои предки и ты сам укрепили страну, государь. Египет силен и никто не сокрушит его!

— Я также думал, но теперь в этом сильно сомневаюсь. И вижу повторение ситуации, что была после смерти царицы Нитокриды. Ты помнишь эту историю, друг мой?

— Помню, государь. И да уберегут нас боги от такого! Я читал папирусы, что повествуют о том времени. Тогда сами устои державы почти рухнули. Но сейчас подобное произойти не может.

— Отчего ты так думаешь, Сенусертах?

— Слишком сильна страна Кемет при правлении той великой династии, которую основал великий фараон Аменемхет I и к которой принадлежишь ты, государь.

— Снова лесть, Сенусертах, — отмахнулся от своего друга фараон. — Как мне надоела эта лесть. Я бы даже стал наказывать придворных за лесть.

— Но это не лесть, государь. Ты знаешь, что я говорю тебе правду.

— Тогда если не лесть, то глупость. Нет старого человека, который бы прежде не был молодым и полным сил. И нет государства и нет династии, которая бы не состарилась. Вот наша династия стала старой. Мой сын и наследник принц Эвиб-Ра мог бы стать великим фараоном. Мог бы. Но не стал. Боги забрали его. Они хотят, чтобы к власти пришел мой слабый младший сын. А значит, они хотят гибели династии….

Эвиб-Ра произнес, обращаясь к своему спутнику:

— Отец так скорбит из-за моей смерти.

— Ты был его любимым сыном. И он надеялся на то, что ты станешь великими фараоном. Ты тогда еще не стал высказывать собственные мысли по поводу управления страной Кемет.

— А ты разве не согласен с тем, что я считаю правильным для Верхнего и Нижнего Египта, жрец?