Евгений Лундберг - Кремень и кость

Старик за последнюю зиму совсем ослабел, утратил смелость, часто голодал, спал и ночью, и днем, и на заре. Женщина поделилась с ним пищей раз, поделилась в другой раз, а на третий ушла с ребенком в отдаленный угол пещеры и погрозила ему издали рукою…

Старик ушел в лес, к источнику легко достижимой пищи. Ему попался поросенок, отбившийся от свиньи. Мясо подкрепило его. Он почувствовал приток сил и решил устроить себе независимое от семьи жилье. Жилистые тонкие ноги его дрожали, морщинистый, обросший пучками седых волос живот бессильно свисал к коленям, но жить ему хотелось. И чем меньше было сил, тем беспокойнее бегали по сторонам подслеповатые тупые глазки: не проглядеть бы подступающую опасность, не попасться бы в зубы медведю, ре продешевить бы себя…

Старик долго бродил по берегу реки, вглядываясь в покрытые зарослями острова. Там он был бы защищен от зверей водою. Но во время ливней вода заливала острова, и старик не был уверен, хватит ли у него сил переплыть реку. К тому же он привык к известной оседлости, и мысль о ненадежности жилья была ему неприятна.

После долгих поисков он решился поселиться на дереве. Он наломал тонких ветвей и переплел их так, что получился род гамака. Затем прикрепил гамак к боковым сучьям раскидистого дерева. Создалась стена из ветвей, он мог во сне прислониться к ней спиною. В нижней части дерева было огромное дупло. В дупле разместились лесные пчелы, и их непрерывное жужжание досаждало старику. Он бросил камень в пчелиное гнездо. Пчелы окружили старика, он ревел и катался по траве от обиды и боли. Когда боль утихла, он взял ком земли и, тихонько подкравшись к дереву, бросил его в дупло. Рой накинулся на нега вторично. Старик, не взвидя света от боли, бросился к реке и нырнул.

Когда он погрузился в воду, пчелы улетели. Только несколько из них утонуло, замарав крылышки в иле. Неожиданная мысль осенила старика. Он набрал полные пригоршни полужидкого ила, пустился бегом к улью и кинул его в глубь дупла. Раздалось грозное гудение, но старика на этот раз никто не тронул. Пчелам было не до него. Жидкая грязь связывала их движения и заливала мед. Все утро сновал старик от дупла к реке и от реки к дуплу. Пчелы были побеждены. Еще через день старик очистил дупло и долго лакомился медом. Мед больше, чем мясо, поднял его силы. В зеленом гамаке он мог спать, просторно раскинувшись. И когда бывал сыт, грелся, как старое животное, на солнце и наблюдал за соседями.

Лес кишел молодыми подрастающими тварями. В речных зарослях волчица играла с волчатами. Они охотились за стрекозами и приставали к матери.

На широкой поляне появилась грузная медведица с двумя медвежатами. Один из них все возвращался в берлогу, а медведица шлепала его волосатой ладонью по заду — совсем так, как шлепают своих щенят люди.

Кротиха вывела слепых детей напиться. Крот отогнал ее ловкими движениями вывернутых лап и принялся уничтожать собственный приплод. Двух он съел, остальных кротиха защитила собственным телом. Под дикими яблонями, к которым повадился старик, два оленя сшиблись лбами. Олениха спокойно паслась поодаль — казалось, не из-за нее поднялся спор. Сухой стук сталкивающихся рогов разносился по ветру, привлекал внимание шакалов. Они знали, что будет пожива: одному из борющихся не сдобровать.

Зимою умер старик на своем плетеном ложе. Холода добили его. Спустя несколько зим умерла женщина, родив ребенка, который тут же погиб. Семья человека разрослась. У него осталось в живых семь сыновей и четыре дочери. Племя не соприкасалось с другими племенами, и братья брали в жены сестер или их дочерей от других братьев. Они сходились из расходились, чаще всего без ссор и без зависти друг к другу. Силу тянуло к силе, юность к юности, но старшие пытались утвердить свои прав над младшими даже в любви. Третье поколение нарождалось на свет в медвежьей долине.

Родоначальник старел в свой черед и вместе с силами терял право на первенство, которое долго не хотел уступить младшим. Отношения его с младшими испортились. Он стал получать худшую пищу и надеялся только на запасы женщин, собиравших впрок плоды и орехи, улиток, черепашьи и птичьи яйца. Старший из уцелевших сыновей незадолго до смерти отца ушел на далекую охоту и не возвратился. Второй сын был слаб от рождения. Он мало ел и медленно, год за годом, таял. Третий по старшинству был угрюм и неповоротлив. Он самостоятельно не шел ни на охоту, ни на рыбную ловлю. Он во всем подражал окружающим — не только старшим, но и младшим, не только людям, но и животным.