Стенли Уаймэн: Волчье логово

— Ты хочешь сказать, — воскликнул я, — что Безер специально уехал со своими людьми вперед?

— Именно так, — подтвердил Луи. — Это не подлежит сомнению. Всего приятнее для него было бы сначала отнять мою честь, а уж потом жизнь. Но, слава Богу, только последняя в его власти.

Достаточно было взглянуть на всадников, находившихся впереди нас, чтобы увериться в справедливости слов Луи: под ними тоже были лучшие лошади из всего отряда, и все они не были отягчены поклажей, а один из них постоянно оборачивался назад. Когда стемнело, промежуток между нами сократился, и Бюре подъехал к нам с хитрым выражением в глазах. Он явно понял, что мы разгадали маневр Видама, но не показал этого. Так же поступили и другие. Но при мысли о том, что я один был готов попасться в расставленную ловушку, новый приступ ненависти к нему охватил меня. В этих мрачных размышлениях я и провел остаток пути, пока на следующее утро дозорные не возвестили, что на горизонте показался Кагор. Действительно, в мелкой лощине, окруженной холмами, перед нами открывался вид на город. Купола собора, башни Валандрийского моста, поворот Ло, дугой огибавшей город — все это было мне хорошо знакомо. Наше долгое путешествие закончилось.

Теперь только одна мысль занимала меня. Ранее я уже сообщил Круазету свой отчаянный план внезапного нападения на Безера. Убить его — последнее, что нам оставалось. Наступал последний удобный для этого момент, и другого случая уже не представится.

Мы остановились в беспорядке на вершине холма, между тем, как два человека поскакали в город, чтобы сообщить о прибытии нового губернатора, а Бюре с полудюжиной вооруженных всадников отправился вперед в качестве авангарда. Перед нами по крутому склону холма извивалась узкая дорога, лошади наши устали… Время и место были неподходящими для исполнения моего плана и ему могла благоприятствовать только предстоящая ночь. Поддерживало меня одно отчаяние.

День клонился к вечеру. Но, прежде чем тронуться с места или подать бесповоротный в этом случае сигнал, я последний раз окинул взглядом окружающий ландшафт: плодородную долину, освещенную последними лучами заходящего солнца, россыпи камней на склонах, деревья, кустарниковые заросли по берегам реки и даже темную полосу дубового леса на вершинах дальних холмов, за которыми был Кайлю. Если гонец, посланный нами перед отъездом к виконту, добрался благополучно, то наш дядя мог возвратиться и даже быть сейчас в Кагоре. Мы были так близко от дома, где, быть может, уже была предусмотрена помощь!

Но никто не встречал нас, и я не видел даже места, подходящего для засады. И немудрено: никакие известия о случившемся или о нашем затруднительном положении не могли еще достичь виконта. Едва зародившаяся во мне надежда скоро умерла. Мы должны были рассчитывать только на собственные силы.

Отряд пустился снова в короткий путь до города. Я склонился к Круазету, с которым мы ехали рядом, и прошептал, укрепляясь в стременах и проверяя узду:

— Ты помнишь, что я говорил? Готов ли ты?

Вздрогнув, он повернул ко мне бледное лицо, а потом взглянул на одинокую фигуру, по-прежнему ехавшую шагах в двадцати впереди нас: меж нею и нами никого не было.

— Мне требуется только одно, — шептал я, держась за рукоять своей шпаги. — Ты или Мари — кто пожелает? Другие в общей суматохе должны направиться в сторону дороги к Арембельскому броду, а коли их не догонят, спешить в Кайлю.

Круазет колебался. Не знаю, быть может причиной его колебаний стал тихий звон к вечерне, доносившийся из города, но он был Кайлю и должен был ответить. Я повторил вопрос.

Круазет положил руку на мою уздечку и стал бормотать что-то несвязное. Этого было уже достаточно, чтобы я понял его! С негодованием я прервал его лепет и обратился к Мари.

— В таком случае, ты? — спросил я.

Но Мари покачал головой, в нескольких словах дав твердый отказ. Странно, но я не был особенно поражен этим. При других обстоятельствах я был бы вне себя от гнева при виде такого малодушия. Теперь же мне казалось, что ничего другого и не должно было случиться. Я опустил голову, отказался от своего плана и впал в прежнее равнодушное оцепенение. Видам был слишком силен, и не мне было бороться с ним.

Мы въехали в ворота Кагора как очарованные, глядя на все безучастно, как смотрит с тупым любопытством человек перед колесованием на это орудие смерти, если ему не приходилось видеть его прежде. Однако, представившееся нам зрелище заслуживало внимания: почти все население города было на улицах, через которые мы проезжали. Едва скрывая опасения, люди внимательно смотрели на процессию из вооруженных всадников и на лицо нового губернатора.