Александр Дюма - Последний платеж

Островок Монте-Кристо мог наслаждаться более или менее прочным покоем, тишиной, безмятежностью. Только от стихий, от природных бурь и гроз не был он огражден чем-либо, но жители островка отнюдь не сетовали на это, не обижались. В бесчисленные знойные дни десятимесячного каждый год лета, когда даже бризы с материка не смягчали духоту, налет самой страшной грозы с яростным ливнем был приятен, отраден, доставлял удовольствие, малознакомое жителям менее солнечных мест.

В такие минуты и часы Эдмон, Гайде, их дети и гости, как правило, не покидали просторную крытую веранду замка.

Широкий, неоглядный вид открывался с веранды. Замок, построенный на самой высокой точке островка, был так искусно вделан в скалы, что и в сильнейшую подзорную трубу можно было не различить его с моря. Но зато сидящие на просторной веранде могли заметить любой бриг или шхуну, не говоря уже о дымящихся, хотя все-таки и редких пароходах.

Верный слову и договору Жюль делал заход на островок в каждый свой рейс, шел ли он в Венецию, или на Кипр, или в полюбившийся ему Порт-Саид, на шумную и многолюдную стройку Суэцкого канала, куда всегда было много хороших, выгодных грузов.

Сейчас в один из предзакатных часов долгого июньского дня 186* года отлично знакомый жителям островка пароход «Монте-Кристо» также вошел в маленькую, уютную бухту, которая была почти целиком видна с веранды замка.

— Кто-то приехал к нам, — предположил Эдмон, и как вошло у него в обычай, направился встречать приехавшего, еще не узнанного издали.

Минут через десять он возвратился с гостем. Высокий, в пышной шапке жестко-вьющихся седеющий волос, лет изрядно за пятьдесят, но несколько чрезмерно румяный — предрасположенность к апоплексии — он шумно появился на веранде:

— О, как здесь чудесно! Наконец-то я добрался до вас, мои милые островитяне! Так давно-давно мечтал об этом.

Он с нежной почтительностью поцеловал руку Гайде, чмокнул в лобик выскочившую десятилетнюю очаровательную Мерседес и раскинул руки, чтобы обнять Александра:

— Иди сюда, мой мальчик, мой крошка-крестник!

Александр с некоторым недоумением и даже обидой проворчал:

— Какой же я «крошка»? Мне уже семнадцатый год…

— Но я помню тебя трехлетним когда-то в Париже… Не обижайся, родной!

— Но кто вы такой, сударь? — стараясь быть вежливым, хотя бы по тону, спросил Александр.

Гость раскланялся всем своим массивным телом:

— Я твой тезка, тоже Александр!.. Ха-ха-ха! Вот что значит давно не видеться! Я, прости за нескромность, писатель, льом-де-леттр! Писал кое-что о твоем папе: «многострадальный граф»…

— О! — вскричал удивленный Александр. — Это ваше произведение, сударь? Так я страшно рад увидеть вас воочию, живого…

Гость продолжал весело хохотать — и плечами, и животом, и даже ногами, пожалуй. Но слова, изрекаемые им теперь, были уже довольно серьезны, даже значительны:

— Да, я еще жив пока что и просто счастлив, что успел увидеть своего героя и его семью в полном благополучии и благоденствии. Правда, я прочил ему еще большую, почти мирового значения роль…

Он на секунду остановился и, продолжая улыбаться, посмотрел в глаза Эдмону, как бы спрашивая: «Можно ли?»

— Роль, равную роли знаменитого и прославленного сейчас Лессепса, вдохновителя и создателя величайшего сооружения эпохи, сооружения, которым будет вправе гордиться наш девятнадцатый век! Но я доволен уже и тем, что отец твой, милый мальчик, все же причастен к этому грандиозному историческому делу! Впрочем, как опасается мой друг Виктор Гюго…

Александр не удержался, прервал гостя:

— О! Месье Гюго ваш друг?

— И какой еще! Самый главный, возможно! Самый авторитетный во всяком случае… Так вот он, к сожалению, считает, что постройка Суэцкого канала, детища твоего отца и Лессепса, может вместо блага принести человечеству бедствия, оказаться яблоком раздора между народами и государствами…

— А что, возможно, что он и прав, — теперь уже Эдмон прервал гостя полузадумчивой репликой.

— Хочется все же надеяться, что он не прав, — горячо и без улыбки на сей раз возразил массивный гость. — Я раз побывал на Суэцком перешейке и убедился, что человечество оказалось бы врагом самому себе, если бы не соорудило искусственного пролива между Азией и Африкой. Возможны раздоры из-за этого блистательного сооружения, но польза, которую он сулит множеству стран, неисчислима и не подлежит сомнению.

— Был уверен в этом и я когда-то, — все так же задумчиво произнес граф Монте-Кристо. — Потому-то я так и загорелся этой идеей, так много вложил в нее: и энтузиазма своего, и надежд, и денежных средств…