Да и чего, в самом деле, мог бы он сейчас желать или требовать? Он, ставший императором Франции, бесконтрольным, неограниченным распорядителем несметных богатств одной из богатейших стран мира.
Они сравнялись в могуществе средств, в том могуществе, что измеряется золотом. Не случайно, как видно, он и принимал гостя в такой комнате, где золото, казалось, струилось по всем стенам, по всей мебели, по вертикальным канеллюрам камина, даже по шторам.
Кроме них двоих, пока что в гостиной не было никого. У императора достало такта не посадить третьим за столик с угощением того, кто их свел четыре года назад в неожиданном и удивительном знакомстве. Но Эдмон внутренне, смутно хотел бы, чтобы виновник их знакомства, тут же присутствовал.
— Итак, — с любезной улыбкой, которая, как говорили, была редка на его лице, заговорил новый император Франции, — ваше благородное мне содействие не пропало напрасно, и если вы не считали свой вклад безнадежным, то ваши надежды оправдались, дорогой граф…
Он говорил по-прежнему медлительно, чуть-чуть заикаясь, но ощущался хорошо поставленный язык, по-французски точный и тонкий, приправленный и иронией, и юмором, и безошибочным чутьем дистанции. Это уже был разговор императора, с другим, гораздо меньшим сюзереном, должника с кредитором, которому хоть сейчас можно вернуть долг, пусть и немалый…
Но вообще-то, нужно ли было возвращать его, этот долг? По существу это ведь даже и не долг, а покупная плата за некоего Жоржа-Шарля Дантеса, трижды менявшего имя и взгляды авантюриста! Как бы за некий одушевленный товар!
— Я не питал никаких надежд, господин император, — тоже медленно и спокойно, без малейших признаков стеснения или волнения ответил Эдмон.
— Ба! — вскричал с внезапно вспыхнувшим на его лице смехом новый император Франции. — Вы что же, дорогой граф, и к нему, — делая жест, он наполовину повернулся к висевшему за его спиной портрету, — обращались так же оригинально: месье л’эмпрер? Теперь понятно, почему он так ласково отвечал вам, мон гарсон. Ха-ха-ха…
— Пожалуй, вы правы, — ответил Эдмон, опять никак не титулуя собеседника. — Возможно, что именно так простодушный, не искушенный в этикете, да и не признающий никаких этикетов моряк обращался к вашему великому дяде. Но надеюсь все-таки, что уж вы-то не назовете меня мон гарсон, не так ли? Ведь не являясь вашим подданным, я даже и права не имею именовать вас мон эмпрер — мой император, если бы даже мне и захотелось это сделать. Я еще не принес присягу Франции. Республике не успел, и не успел еще империи.
Наполеон Третий одобрительно притронулся к плечу Эдмона.
— Ваш ум остер и находчив, мне доставляет искреннее удовольствие тет-а-тет с вами, дорогой граф. Но я, пожалуй, побоялся бы дать вам аудиенцию по всей форме, в присутствии канцлера, гофмаршала, протоколистов! Ха-ха-ха! Воображаю, как встали бы волосы дыбом у камерфурьера, записывающего ваши реплики…
Эдмон пожал плечами:
— Честь получить от вас парадную аудиенцию меня не прельщает, не обижайтесь, месье-л’эмпрер, — он опять применил то же обращение, хотя теперь Наполеон Третий уже чуть нахмурился. — Мне хотелось именно с глазу на глаз коснуться в беседе с вами двух интересующих меня вопросов…
Его собеседник почувствовал и понял серьезность его слов.
— Что ж, я вас слушаю, дорогой граф, — кивнул император и дополнил несколько отпитые бокалы.
— Первое, что я хотел затронуть — это мое знакомство с неким господином Лессепсом…
Произнося это имя, Эдмон зорко, хотя и прищурясь, следил за лицом своего партнера по беседе.
Нет, прославленная уже прессой мраморная маска не дрогнула.
— Батист Бартелеми? Путешественник?
— Нет, Фердинанд, — возразил граф Монте-Кристо. — Консул в Египте. Мне почему-то казалось, что вам должно быть знакомо это имя.
— Возможно… — бесстрастно допустил хозяин дворца. — Но разве удержишь в памяти все имена, которые приходится слышать государственному деятелю.
Он сделал жест всей рукой в сторону висевшего сзади его портрета.
— Даже он не мог запомнить имена всех своих маршалов… Поэтому, говорят, он и придумал для них титулы с названием мест, где они отличились.
— Ваши слова, месье-л’эмпрер, показывают, что Лессепс не ведет со мной двойную игру, хотя мог бы через свою известную вам кузину…
Произнося это, он снова сверлил взглядом дымчато-голубые глаза императора, но те по-прежнему оставались безмятежно спокойными, непроницаемыми.
Читать дальше