Екатерина Александрова - Короли без короны

Когда переполох, вызванный отъездом Алена, а затем и кузины де Коэтиви, наконец, улегся, принц Релинген вновь вернулся к вопросу «А почему Гент?». Впрочем, через некоторое время Жорж-Мишель осознал, что думает не о том. Его друг и матушка приняли решение и непохоже было, чтобы они могли от него отказаться. А раз так, следовало поразмыслить, что делать дальше. Возможно, признал принц, Александру и удастся благополучно добраться до Гента — матушка наверняка даст ему проводника, да и город-наниматель должен был прислать своих людей, но вот что Александр будет делать в Генте? И как они будут поддерживать связь?

Жорж-Мишель представил, какие опасности будут поджидать гонцов, пробирающихся через испанские владения, ужаснулся, сообразив, как медленно будут доходить письма, если отправлять их на кораблях Ландеронда, в обход, и вспомнил о голубятне лошского замка. Необходимо было срочно передать другу голубей — это позволило бы Александру почти беспрепятственно писать другу, но вот как отправлять письма в Гент, принц Релинген пока не представлял.

Поручив Франсуа Виету разработать подходящий для графа де Саше шифр, его высочество задумался о пребывании Александра в Нидерландах. Какую бы уверенность в себе не испытывал молодой полковник, Жорж-Мишель полагал друга излишне доверчивым, вспыльчивым и наивным, и потому предпочел бы, чтобы рядом с молодым человеком находился опытный и надежный советчик. К величайшему сожалению принца, он не мог найти среди своих офицеров никого, кому мог бы доверить обязанность няньки. Раз за разом вглядываясь в лица своих людей, Жорж-Мишель сравнивал их достоинства и недостатки. Себастьен Мало был надежен, как крепостная стена, однако не способен дать сколько-нибудь дельный совет. Шевалье де Ликур был благоразумен и умен, но его благоразумие никогда не касалось шевалье де Бретея. Принц Релинген не сомневался, что в своем обожании графа де Саше, Ликур способен пойти за ним хоть на виселицу, хоть на костер, однако это обожание делало его совершенно неспособным разглядеть ошибки молодого человека и предостеречь его от опасностей.

Переходя от надежды к отчаянию, Жорж-Мишель уже начал вспоминать офицеров Релингена и Барруа, когда Готье де Шатнуа выразил желание отправиться на помощь шевалье де Бретею. Принц Релинген вздохнул с облегчением. Возможно, Готье и не слишком любил Александра, зато, не попав под обаяние молодого человека, способен был трезво оценивать его поступки и оберегать от ошибок. Да и кто лучше Готье мог преподать Александру уроки фламандского? — спрашивал себя принц. Кто из его офицеров был опытнее в военном ремесле, и кто больше всех был наслышан о хитросплетениях политики?

Жорж-Мишель посмотрел на сводного брата с благодарностью и велел собираться в дорогу.

Готье де Шатнуа собирался в поход, с дотошностью опытного военного проверял каждую мелочь и думал, что обязан защитить интересы кузена и благодетеля. Как и принц Релинген он не раз задавался вопросом «А почему Гент?», но в отличие от его высочества пришел к совершенно иному выводу. Шевалье де Бретей никогда ничего не делал зря и всегда был себе на уме, преследуя только ему понятные цели. Кто знает, что выкинет этот наглец вдали от его высочества, чьи интересы станет защищать и какую выгоду извлечет из доверчивости принца…

Комендант Лоша выслушивал многочисленные наставления его высочества, с обреченной покорностью готовился принять от графини де Саше целую стопку посланий к супругу и думал, что непременно присмотрит за юным стервецом и не позволит обмануть кузена. Уроки фламандского, добрые советы, чертов Гент — Готье полагал, что долг перед Релингенами стоит того, чтобы вытерпеть общество возомнившего о себя юнца и твердолобых кальвинистов.

Книги книгами, рассказы рассказами, но к встрече с Гентом Александр оказался не готов. Большой город, не уступавший Парижу, непривычные дома, церкви, больше всего напоминавшие крепости, и дворцы на набережной, оказавшиеся домами ремесленных гильдий, ошеломляли, заставляли ощутить собственную слабость и неопытность.

Гент был огромен, и Александру казалось, что без проводника он непременно заблудился бы в хитросплетениях улиц, каналов и мостов, потерялся бы в людских толпах и рынках. Размерами Гент не уступал Парижу, в количестве людей явно его превосходил, и при всем при том в городе было тихо, словно горожане полагали, будто шум унижает их достоинство. Гент поражал достатком, ненормальной чистотой, а также полным отсутствием на его улицах нищих.