Хуан Гомес-Хурадо - Легенда о воре

Занявшись этим ремеслом несколько месяцев назад, он едва мог поднять пустую корзину. За это время его плечи стали шире из-за тяжелой работы, и теперь он едва замечал вес огромной плетеной корзины. Несмотря на голод, он улыбнулся. Прибытие кораблей было великим событием, которого он никогда раньше не видел, и остаток дня обещал стать волнующим. В распоряжении Санчо оставалось несколько часов до возвращения в приют.

Улицы, ведущие к кафедральному собору, были забиты потоками людей, направлявшихся в гавань. Вместо того, чтобы к ним присоединиться, Санчо пошел кратчайшим путем через хитросплетение улочек, лежавших к западу от площади Святого Франциска. Мало кто проходил там в тот момент, поскольку севильцы пытались пересечь стены через ворота Трианы, Ареналь и Угольные. Там, куда направлялся Санчо, не было доступного выхода, но намерение мальчика сильно разнилось от стремлений большинства. Он ускорил шаг, желая добраться поскорее.

- Смотри, куда прешь, будь ты проклят! - крикнула на него старуха, сидевшая на камне и чистящая одеяло от блох. Санчо чуть было не налетел на нее и, пытаясь избежать этого, опрокинул корзину, откуда на землю высыпались яблоки. Старуха начала вопить и перекрестилась от сглаза, пытаясь встать.

- Простите! - сказал Санчо, испуганно обернувшись. Он хотел снова побежать, но вид слабой женщины пробудил в нем сочувствие. Он поспешил собрать яблоки в корзину. Осуждающий взгляд старухи несколько смягчился, когда Санчо остановился, чтобы ей помочь.

- Аккуратней, шельма.

Мальчик улыбнулся и снова побежал между домами до тех пор, пока чуть не врезался в стену, которая в этом месте почти касалась домов. Они стояли так близко, что Санчо мог взобраться почти на самый верх крепостного вала. Одной рукой он оперся о стену дома, а другой о крепостную стену и подтянулся. Тут же поднял босые ноги и тоже упер в стороны, чуть пониже рук, снова и снова.

Через пару минут он уже цеплялся за край зубцов стены, залез в промежуток между двумя из них и с последним усилием, задыхаясь, встал, наконец, на ноги наверху.

Вид сверху открывался великолепный.

Перед ним раскинулся Ареналь, самое знаменитое место торговли в христианском мире. Эта огромная площадь, простиравшаяся между западной стеной Севильи и полноводной Бетис, поражала всех, кто посещал город. Мальчик тоже поддался ее чарам, когда прошлой зимой впервые на нее вступил. Каждый день, от рассвета и до заката, тысячи людей толпились на этом открытом пространстве.

Буквально все товары мира собирались в этом месте, где торговали мехами и зерном, специями и сталью, оружием и боевым снаряжением. В хаосе, понятном только тем, кто годами был в него погружен, кондитеры и кожевники смешивались с ювелирами и сапожниками под сотнями голубых, белых и коричневых навесов. Удары молотков и бурление в котелках сливалось с торопливой торговлей на каталонском, фламандском, арабском и английском, если назвать лишь малую часть языков. Чему можно было очень быстро научиться в Аренале, так это надувать на всех возможных языках.

Именно Ареналь превратил Севилью в столицу мира. Речной порт, защищенный от нападения пиратов благодаря расположению в глубине материка, по официальному пожеланию Филиппа II стал обязательной остановкой для всех торговцев из Индий. К этой пристани никогда не было пришвартовано менее двух сотен кораблей, а в течение ближайших недель ожидалось прибытие почти трехсот. Когда все корабли флота доберутся до места назначения, они образуют гигантский лес из мачт и парусов, которые буквально закроют из поля зрения противоположный берег, Триану.

Санчо взвыл от радости, когда увидел, как из-за южной излучины реки появляется "Изабелла", флагман флота, которому принадлежала честь прибыть в гавань первым. В тот же миг пушечная батарея на Золотой Башне издала оглушительный залп, а затем еще один, и еще, до тех пор, пока корабль не достиг пристани под дружное "ура" зрителей. Дым от пушек и запах пороха заполнили воздух над стеной, где находился Санчо, и наградили мальчика острым жжением в носу; по крайней мере, это скрыло смрад, поднимающийся от трепещущей массы людей, уже битком набившей площадь. Дворяне и простолюдины локтями сражались за место, откуда можно было наблюдать высадку.

Хотя он уже больше года жил в городе, Санчо так и не смог привыкнуть к вони на улицах. Его детство прошло в одиноком домишке, где единственной компанией ему была мать и путешественники, останавливавшиеся на пути из Эсихи в Севилью; в основном погонщики и торговцы, но от случая к случаю заезжали и люди благородного происхождения. Всех их объединяло одно: они воняли. И вонь простолюдинов была более сносной, потому что они не скрывали ее под маслами и духами, как это делали дворяне. Конечно, в их доме было достаточно выйти во двор, чтобы вдохнуть свежий воздух. В городе же с более чем сотней тысяч душ, где лучшим способом избавиться от отбросов считалось выкинуть их в окно, спастись от зловония было негде.