Нина Соротокина: Свидание в Санкт-Петербурге

На празднике коронации Елизаветы было дано роскошное театральное действо «Милосердие Титово».

Начиналось все трагически. На сцене плакали дети и девы в «запустелой стране», рыдала лютня, надрывалась флейта: «О, как нам жить в этом хаосе и мраке?» Но всплывала в сопровождении «веселого хора и поющих лиц» на облаке прекрасная Астрея — она спасет несчастную страну! Астрею сопровождали пять добродетелей государыни: Храбрость, Человеколюбие, Великодушие, Справедливость и Милость. Можно продолжать, подробно пересказать все действо, найти в нем и величественные и смешные стороны. Хотя не стоит излишне насмешничать, все понимают, что бироновщина — это плохо, а Елизавета — хорошо.

Вернемся к наследнику Карлу Петру Ульриху. Он приехал в Россию, кляня и ненавидя все русское, король прусский — его кумир. Подражая Фридриху II, он играет на скрипке, на флейте и в войну, правда, пока еще оловянными солдатиками.

Очень скоро двор и сама Елизавета убедились, что великий князь и наследник — юноша ума недалекого, образования скудного, характер имеет вздорный, а также излишне привержен Бахусу, то есть пьет без меры в компании самых непотребных людей, егерей да лакеев, и быстро пьянеет.

Но выбор был сделан, и выбор законный. Голштинского князя обратили в греческую веру, нарекли Петром Федоровичем и занялись поиском невесты, дабы «не пресеклась его линия и дала свои десциденты».

Выбор невесты и привоз ее в Москву — это целая глава в русской истории. Бестужев настаивал на браке наследника с Марианной Саксонской, желая упрочить этим союз с Саксонией и прочими морскими державами, читай — с Англией. Елизавета медлила и размышляла. Какая Марианна, почему Марианна?

Надо сказать, что Елизавета, доверив Бестужеву руководство страной, по-человечески его недолюбливала. Она ценила его ум, отдавала должное его умению вести политическую интригу, защищала от наветов, которых было великое множество во все семнадцать лет его правления. Историки писали, что в середине XVIII века вся европейская политика, казалось, была помешана на том, чтобы правдами и неправдами свергнуть русского канцлера. Фридрих II с негодованием заявлял, что даже если Елизавета откроет заговор Бестужева против нее, то и тогда будет его защищать.

Все это так, но канцлер столь часто раздражал Елизавету, настолько часто смел быть скучным, назидательным, неизящным, что уж если появилась возможность проявить свою волю в таком женском деле, как выбор невесты, то она с удовольствием этим воспользовалась. Кандидатура Марианны была не единственной. Противники Бестужева — лейб-медик Лесток и воспитатель великого князя швед Брюммер — имели свои планы относительно выбора невесты великого князя Петра Федоровича.

Надо ли объяснять, что брак наследника — вещь наиважнейшая, в каком-то смысле он надолго определит политику не только в России, но и повлияет на дела в Европе. Креатура Лестока — Брюммера — четырнадцатилетняя девица из маленького городка Цербст под Берлином. Софья-Августа-Фредерика — дочь прусского герцога Христиана Ангальт-Цербстского и жены его Иоганны, особы шустрой, пронырливой, словом, интриганки международного масштаба. Почему удалось Лестоку и Брюммеру уговорить государыню на этой девочке остановить свой выбор?

Родство с немецким домом было в традиции русского двора, традиция эта была заложена Петром I. Кроме того, нищая и незаметная невеста, по мысли Елизаветы, не могла иметь своего лица и не могла стать исполнителем чьей-либо чуждой России воли. Но чуть ли не главным было то, что Софья Цербстская была племянницей покойного, но, как казалось государыне, еще любимого жениха Карла Голштинского.

Жениха выбрал Елизавете отец — Петр I. Между молодыми людьми возникли самые теплые чувства. Уже и свадьба была назначена, и вдруг накануне важного события принц Карл умирает от оспы. Юная Елизавета была безутешна, даже теперь, по прошествии почти двенадцати лет, при воспоминании о женихе на глаза ее навертываются слезы.

Софья Цербстская с матерью Иоганной была вызвана депешей в Россию. Им надлежало ехать скрытно под именем графинь Рейнбек, дабы шпионы прусские и прочие, а особливо чуткие уши Бестужева, которые и на расстоянии тысячи километров улавливали нужный звук, не услыхали до времени важной тайны.

В любом учебнике истории можно найти дату путешествия графинь Рейнбек — январь 1744 года, из дневников и писем можно установить, как бедствовали они в дороге, ночуя на убогих постоялых дворах, как боялись угодить в полыньи при переезде рек, как страшились разбойников.