Джеймс Купер - Сын охотника на медведей. Тропа войны. Зверобой (сборник)

Чингачгук и Уа-та-Уа остались на платформе, обе сестры последовали за охотником.

– Хетти может выслушать ваши наставления на берегу, – сказала Джудит торопливо, – я хочу, чтобы она отправилась вместе с вами.

– Будет ли это благоразумно, Джудит?

– Что вы хотите этим сказать, Зверобой?

– Могут произойти такие вещи, которых лучше не видеть молодой девушке. Нет, уж лучше я поеду один, а Хетти останется при вас.

– Не бойтесь за меня, Зверобой, – сказала Хетти. – Ирокезы меня не тронут.

– Я убеждена, Хетти, что тебе действительно нечего бояться, – сказала Джудит, – и вот почему мне хочется, чтоб ты непременно отправилась в ирокезский лагерь с нашим другом. Это не повредит никому, и легко случится, что твое присутствие будет полезно для Зверобоя…

– Пусть будет так, как вы желаете, Джудит, не станем об этом спорить. Ступайте же, Хетти, готовьтесь к отъезду и дожидайтесь меня в лодке.

Оставшись одни, Джудит и Зверобой молчали, пока Хетти совсем не вышла из ковчега. Затем Зверобой заговорил спокойно:

– Не сразу, конечно, забываются слова умирающего друга, Джудит! Я желал бы поговорить с вами с полною откровенностью, как родной ваш брат. Прежде всего я намерен обеспечить ваше спокойствие от ваших врагов. Их у вас два, и они всюду следуют по пятам вашей жизни. Первый враг ваш – красота, иногда опасная для молодой девушки более всякого минга. Берегитесь и будьте внимательны к самой себе, иначе язык низкого льстеца отравит вашу будущность. Времена года сменяются одно другим, природа умирает и вновь оживает, но не суждено возобновляться исчезнувшей красоте.

– Понимаю вас, Зверобой, – отвечала молодая девушка с такою скромностью, которая несколько изумила ее собеседника. – Но вы сказали только об одном враге. Кто же мой другой враг?

– Другой гораздо менее опасен, и, вероятно, будет легко побежден вашим рассудком. Но так как я уже заговорил об этом предмете, то надо мне окончить свою мысль. Первый враг ваш, как я сказал, – ваша необыкновенная красота, вторым врагом является то, что вы сами хорошо понимаете это свое преимущество. Опасность со стороны первого врага значительно будет увеличена, если…

Трудно сказать, как долго продолжал бы в простоте душевной разглагольствовать в том же духе ничего не подозревавший охотник, если бы его слушательница не залилась внезапными слезами, отдавшись чувству, которое прорвалось на волю с тем большей силой, чем упорней она его подавляла. Ее рыдания были так страстны и неудержимы, что Зверобой немного испугался и очень огорчился, увидав, что слова его подействовали гораздо сильнее, чем он ожидал. Даже люди суровые и властные обычно смягчаются, видя внешние признаки печали, но Зверобою с его характером не нужно было таких доказательств сердечного волнения, чтобы искренне пожалеть девушку. Он вскочил как ужаленный, и голос матери, утешающей своего ребенка, вряд ли мог звучать ласковей, чем слова, которыми он выразил свое сожаление в том, что зашел так далеко.

– Простите меня, Джудит, – сказал он, – у меня были добрые намерения, и я вовсе не хотел до такой степени расстроить вас. Вот так-то и всегда бывает с дружбой! Либо не доскажешь чего-нибудь, либо слишком перескажешь. Все-таки я рад, однако, что дал вам этот совет, и вы не имеете права сетовать на человека, которого ожидает неминуемая пытка.

Джудит перестала плакать, и лицо ее в эту минуту было так обворожительно, что Зверобой смотрел на нее с невольным восторгом.

– Довольно, Зверобой, – сказала она, – я воспользуюсь вашим уроком и не забуду ни одного вашего слова. Прощайте, мой милый друг!

И с этими словами пожав руку молодому охотнику, она ушла в «замок». Ее место заняла Уа-та-Уа.

– Ты достаточно хорошо знаешь натуру и обычаи краснокожих, Уа-та-Уа, чтобы понять, почему я обязан вернуться из отпуска, – начал охотник на делаварском наречии, когда терпеливая и покорная дочь этого племени спокойно приблизилась к нему. – Ты, вероятно, понимаешь также, что вряд ли мне суждено когда-нибудь снова говорить с тобой. Мне надо сказать лишь очень немного. Но это немногое – плод долгой жизни среди вашего народа и долгих наблюдений за вашими обычаями. Женская доля вообще тяжела, но должен признаться, хотя я и не отдаю особого предпочтения людям моего цвета, что женщине живется тяжелее среди краснокожих, чем среди бледнолицых. Неси свое бремя, Уа-та-Уа, как подобает и помни, что если оно и тяжело, то все же гораздо легче, чем бремя большинства индейских женщин. Я хорошо знаю Змея, знаю его сердце – он никогда не будет тираном той, которую любит, хотя и ждет, конечно, что с ним будут обходиться как с могиканским вождем. Вероятно, в вашей хижине случатся и пасмурные дни, потому что такие дни бывают у всех народов и при любых обычаях, но, держа окна сердца раскрытыми настежь, ты всегда оставишь достаточно простора, чтобы туда мог проникнуть солнечный луч. Ты происходишь из знатного рода, и Чингачгук тоже. Не думаю, чтобы ты или он позабыли об этом и опозорили ваших предков. Тем не менее любовь – нежное растение, которое никогда не живет долго, если его орошают слезами. Пусть лучше земля вокруг вашего супружеского счастья увлажняется росой нежности.