Джозеф Конрад - Лорд Джим. Тайфун (сборник)

Как матрос и человек расторопный, он кое-как поднялся все-таки на ноги, и по счастливой случайности ему подвернулась под руку эта лопата; он не преминул поднять ее, опасаясь, чтобы она как-нибудь не переломала ему ноги или не сшибла его снова на пол. Некоторое время он стоял неподвижно: он чувствовал какую-то неуверенность среди этого мрака; мрак делал движения корабля непредвиденными, незнакомыми, трудно контролируемыми. Ему отнюдь не хотелось, чтобы его разбило в лепешку в этом вонючем закроме.

Два раза он ударился головой и был немножко ошеломлен. Ему казалось, что стук и грохот железной лопаты все еще раздается в его ушах, и он инстинктивно крепче сжал ее в руке; он был немало удивлен ясностью, с которой он слышал здесь, внизу, шум бури наверху. В пустоте закрома свист и вой шторма раздавался как будто сильнее, чем наверху, вырастая, как страдание и ярость у человека – не в объеме, а в бесконечной остроте. И с каждым креном что-то билось и хлопало в пустом закроме, слышались глухие тяжеловесные удары, словно какой-то громоздкий предмет весом в пять тонн метался по трюму. Но никаких громоздких предметов в трюме не было. Что-нибудь на палубе? Не может быть. Или за бортом? Невозможно.

Все это он обдумал быстро, отчетливо и точно, как моряк, и в конце концов все-таки недоумевал. Этот заглушенный шум доносился снаружи вместе с плеском воды, лившейся на палубу над его головой. Был ли то ветер? Должно быть. Но сюда, вниз, шум ветра доносился, как рев обезумевшей толпы. И боцман вдруг тоже почувствовал странное желание увидеть свет – хотя бы утонуть при свете! – и тревожное стремление выбраться из этой ямы.

Он откинул болт; тяжелая железная доска повернулась на петлях, и казалось, он распахнул дверь навстречу буре. Хриплый вой оглушил его: это был не ветер, а шум воды над головой, который придушили горловые пронзительные крики, сливавшиеся в отчаянный вопль. Он расставил ноги во всю ширину двери и вытянул шею. И прежде всего он увидел то, за чем пришел: шесть маленьких желтых язычков пламени, раскачивающихся в тусклом полумраке.

Все пространство с подпорками вдоль стенок, стойками посередине и с балками накрест, неясно повисшими наверху, напоминало внутренность шахты; справа, точно обвал, вырисовывалось что-то большое, покатое. Вся площадь с очертаниями и тенями была все время в движении. Корабль лег на штирборт, и страшный вопль вырвался из этой массы, похожей на обвалившуюся кучу земли.

Мимо со свистом пронеслись куски дерева. «Доски», – подумал он, несказанно испуганный, и втянул голову в плечи. У его ног, скользя на спине, пролетел человек; глаза его были широко раскрыты, он простирал руки в пустоту. Приблизился другой, подскакивая, словно сорвавшийся камень; голова его была зажата между ногами, руки стиснуты. Коса взметнулась вверх. Человек попытался ухватить за колени боцмана, и из разжавшейся руки выпал и покатился к ногам боцмана белый диск. Он разглядел серебряный доллар и заорал от удивления. Шарканье босых ног, гортанные крики – и гора извивающихся тел, нагроможденных у левого борта, понеслась, инертная, скользящая, к правому борту и с глухим стуком ударилась о него. Крики смолкли. Над ревом и свистом ветра пронесся протяжный стон, и взору боцмана предстала одна сплошная масса, состоящая из голов и плеч, из голых ступней, дрыгающих в воздухе, поднятых кулаков и согнутых спин, из ног, кос и лиц, лиц…

– Милосердный боже! – крикнул он в ужасе и с силой захлопнул железную дверь.

Вот что он пришел рассказать капитану. Скрыть этого он не мог, а на борту корабля имелся только один человек, с которым стоило бы поделиться своими впечатлениями. На обратном пути матросы в галерее ругали его на чем свет стоит. Почему он не принес лампы? Какое ему дело до этих чертовых кули? И когда он вышел наверх и увидел отчаянное положение парохода, все происходившее внизу показалось ему не стоящим внимания.

Сначала ему показалось, что он оставил галерею в момент ее потопления. Трапы, ведущие на мостик, были смыты, но огромная волна, залившая ют, подняла его наверх. После этого ему пришлось некоторое время пролежать на животе, держась за рым-болт; изредка он вбирал воздух в легкие и глотал соленую воду. Дальше он пополз на четвереньках, слишком перепуганный и потрясенный, чтобы возвращаться назад. Так он добрался до заднего отделения рулевой рубки. В этом сравнительно защищенном местечке он нашел второго помощника. Боцман был приятно удивлен, – у него создалось впечатление, будто все находившиеся на палубе давным-давно смыты за борт. Он с волнением спросил, где капитан.