Морис Леблан - Тайна замка Роборэй. Виктóр из спецбригады

– Да, от тебя ничего не ускользнет, – ответил со смехом Кантэн. – Вот и выходит, что серьги украл не Кантэн, а Эстрейхер, и не Кантэна, а Эстрейхера посадят в тюрьму. Всех обвела вокруг пальца.

Доротея тоже рассмеялась.

– Обвести-то обвела, но суд почему-то не хочет действовать по-моему. В газетах ни строчки обо всей роборэйской истории.

– Что же там произошло, куда девался Эстрейхер?

– Не знаю.

– И не можешь узнать?

– Могу.

– Каким образом?

– Через Рауля Дювернуа.

Кантэн снова удивился:

– Где же ты его увидишь?

– Я написала ему на прошлой неделе, и он ответил телеграммой. Помнишь, я сегодня ходила на почту – это за телеграммой.

– Что же он пишет?

– Он выехал из Роборэя и будет здесь сегодня ровно в три часа. – С этими словами Доротея посмотрела на часы. – Половина третьего. Идем к фургону.

По приказанию Доротеи фургон стоял на пригорке, откуда было видно шоссе.

– Подождем его здесь, – сказала Доротея.

– Разве ты уверена, что он приедет?

– О, конечно. Он рад со мной повидаться, – ответила она с улыбкой. – Он такой внимательный и милый.

Кантэн невольно нахмурился. Он ревновал Доротею ко всему миру и сердито пробормотал:

– Ну, разумеется, с кем бы ты ни разговаривала – все необыкновенно любезные и внимательные.

Молча просидели они несколько минут. Вдруг вдали показался автомобиль. Заметив его, Доротея встала и двинулась к фургону.

Через минуту машина Рауля Дювернуа мягко подкатила к фургону. Доротея бросилась навстречу.

– Не выходите! Не выходите! Скажите только: арестован?

– Кто? Эстрейхер? – спросил Рауль, обескураженный таким приемом.

– Конечно! В тюрьме?

– Нет.

– А где же?

– Бежал.

Доротея схватилась за голову.

– Бежал… Какое несчастье. – И про себя пробормотала: – Боже мой, почему я не осталась в Роборэе. Я бы этого не допустила.

Но жалобы мало помогали делу, а Доротея не любила тратить слов. Она взяла себя в руки и спросила Рауля:

– Почему вы так долго задержались в гостях?

– Из-за Эстрейхера.

– Напрасно. После его побега вы должны были мчаться домой.

– Зачем?

– Вы забыли о своем дедушке. Помните, я вас предупреждала.

– Я написал ему и советовал быть осторожным. А кроме того, я думаю, что вы сильно преувеличиваете опасность.

– Как! У него медаль, за которой охотится Эстрейхер, и вы думаете, что это пустяки.

Рауль хотел выйти из автомобиля, но Доротея не дала ему открыть дверцы:

– Нет-нет, поезжайте домой. Я не знаю, нужна ли Эстрейхеру вторая медаль, но я чувствую, что борьба не окончена, и он непременно нападет на вашего деда. Я так уверена в этом, что решила перекочевать в ваши края и уже наметила себе маршрут. Ваше имение под Клиссоном, до него сто пять километров. Для фургона это восемь дней пути, а в автомобиле вы доедете сегодня. Ждите меня, через неделю буду у вас.

Тон Доротеи подействовал на Рауля. Он перестал спорить и снова сел за руль.

– Может быть, вы и правы. Я должен был подумать об этом, тем более что сегодня дедушка будет совершенно один.

– Почему?

– Вся прислуга отпросилась в деревню на свадьбу одного из лакеев.

Доротея задрожала.

– И Эстрейхер знает об этом?

– Очень может быть. Я рассказывал графине об этой свадьбе в его присутствии.

– Когда он скрылся?

– Третьего дня.

– Значит, уже двое суток…

И, не договорив, она бросилась к фургону и тотчас выскочила с ручным саком и пальто.

– Я еду с вами. Заводите же машину.

Кантэн подбежал к подножке.

– Береги фургон и детей, – приказала ему Доротея, – немедленно запрягай. Не останавливайся нигде, даже ради представления. Вот тебе карта. Красным карандашом отмечен маршрут. Видишь, вот Клиссон и Мануар-О-Бютт. Никуда не сворачивай и будь на месте через пять дней.

Взревел заведенный мотор. Вдруг из фургона выбежал капитан и бросился к Доротее, со слезами протягивая к ней ручонки. Доротея подхватила его и посадила сзади, на чемоданы.

– Сиди смирно. До свидания, Кантэн. Кастор и Поллукс, не драться.

Зашелестели шины… На все это ушло не более минуты.

Рауль был очень рад ехать со своей очаровательной кузиной. Дорогой она попросила его рассказать подробно обо всем, что случилось после ее отъезда.

– Главное, что спасло Эстрейхера, – рассказывал Рауль, – это рана, которую он натер себе, когда бился головой о железный край кровати. Он потерял очень много крови и сильно ослабел. Потом открылась лихорадка, жар, рана гноилась. Граф, как вы сами заметили, очень щепетилен во всем, что касается фамильной чести. Узнав, что Эстрейхер болен, он очень обрадовался и сказал с облегчением: «Это даст нам время поразмыслить. Разразится скандал. Попадет в газеты. Не лучше ли для чести семьи избежать огласки». Я спорил, возмущался и говорил, что надо моментально сообщить в полицию. Но в конце концов я не мог распоряжаться в чужом доме, а граф все откладывал и откладывал. К тому же Эстрейхер был так слаб, что торопиться было некуда. Неудобно, знаете, отправлять больного в тюрьму.