Стив Берри - Миф Линкольна

– Это я тоже понял.

– Самое главное, что книга теперь у тебя, а Малоун остался ни с чем. Что бы ни произошло между ним, американцами и тобой, я всегда буду рядом, чтобы тебе помочь.

Салазар пристально посмотрел на нее, пытаясь понять, стоит ли ей верить. Она могла поклясться, что слышит его мысли.

– Что ж, при необходимости воспользуюсь твоей помощью.

– В таком случае она тебе будет оказана.

– Поговорим об этом завтра, – сказал он и нежно ее поцеловал. – А пока спокойной ночи.

С этими словами Хусепе поднялся к себе на третий этаж.

Она дождалась, пока стихнут его шаги. Коттон прислал ей еще одно сообщение, полное обвинений. Он зол на нее. Это было ей ясно. Впрочем, предельно ясно было и нечто другое. Хусепе Салазар – совсем не тот, каким она его когда-то знала.

Вашингтон, округ Колумбия

17.20

Дэнни Дэниелс снабдил Стефани адресом. После чего она выслушала его объяснения по поводу того, как так получилось, что после конфиденциального аудита, проведенного Министерством юстиции, на ее счету в банке оказалось на 500 тысяч долларов меньше.

К этому делу привлекли даже генерального прокурора, хотя и не объяснили причин, ограничившись словами, что, мол, нужно поставить под удар ее репутацию. Стефани подумала, что американское правительство могло быть этому радо, поскольку ни для кого не секрет, что между ними не раз случались конфликты.

Накануне вечером, после того как Эдвин вернулся в Вашингтон, имела место необходимая утечка информации из Белого дома, с тем чтобы слух как можно скорее дошел до сенатора Таддеуса Роуэна.

– Как же я ненавижу этого напыщенного сукина сына, – заявил президент, – хотя я обычно не говорю так о людях.

– Я даже не подозревала, что вы враги.

– И хорошо, что нет. Когда я соберу расстрельный взвод, мне не будет нужно, чтобы мы стояли кружком.

Стефани улыбнулась. Наконец-то она услышала некое подобие шутки. А то уже начала волноваться за него.

– Пойми меня правильно, – продолжал президент. – Я питаю к религии мормонов искреннее уважение. Чарльз Сноу всегда был со мной прям. Но каждая религия имеет среди своих приверженцев некий процент фанатиков и психов. К несчастью для нас, один из них возглавляет Сенатский комитет по контролю за расходованием государственных средств.

Стефани оставила президента сидеть за столом в обеденной комнате. Эдвин проводил ее до отеля «Мандарин Ориентал», где она всегда останавливалась, бывая в Вашингтоне. Нелл приняла душ, связалась с Атлантой и поговорила по телефону с Кассиопеей Витт, от которой узнала, что произошло на аукционе в Зальцбурге.

– Ты знала , что Коттон там будет, – упрекнула ее Кассиопея, – но ничего не сказала мне.

– Я лишь подозревала. И ты права, я не стала делиться своими опасениями.

– Думаю, я должна покончить с этим делом.

– Но ты этого не сделаешь.

– Коттон сказал, что твой агент мертв. И обвинил в его смерти Хусепе.

– Он в обоих случаях прав.

– Мне нужны доказательства.

– Вот и займись их сбором. И пока будешь этим заниматься, верни на место голову.

– Стефани, я не работаю на тебя, так что ты мне не указ.

– В таком случае уходи. Прямо сейчас.

– Я-то уйду, а вот Коттон еще останется.

– Верно. А мы уж сами решим, как нам поступить с Салазаром .

Стефани вышла из такси.

Она вернулась в Джорджтаун, неподалеку от пересечения Висконсин-авеню и М-стрит. Триста лет назад это была самая дальняя точка, куда могли заходить морские суда, поднимаясь вверх по Потомаку. Неудивительно, что на этом месте когда-то возникла торговая фактория. Сейчас же это был модный пригород столицы, с дорогими магазинами, уличными кафе и знаменитыми ресторанами.

Дорогие кварталы располагались среди газонов и парков. Это была, пожалуй, самая дорогая недвижимость во всем городе. Особняк Роуэна занимал место среди себе подобных зданий, в колониальном или викторианском стиле, – белый двухэтажный кирпичный дом, заслоненный от посторонних взоров высокими дубами.

Вдоль кирпичных стен протянулись пестрые клумбы. Перила крыльца украшали кашпо с цветами. Стефани поднялась по ступенькам, прошла по деревянной веранде и позвонила в дверь. По словам Дэниелса, сенатор должен был вернуться из Юты примерно в половине пятого.

Дверь ей открыл сам Роуэн.

Он был из породы тех людей, что никогда не сутулятся, пытаясь уменьшить свой рост; наоборот, никогда не расставался со своей подтянутой, военной осанкой. Густые седые волосы и загорелое лицо делали его похожим на немолодого спортсмена. Его темные глаза напоминали угли. Казалось, он насквозь буравил ее взглядом. То, что она пришла к нему, было серьезным нарушением протокола, а также неписаного правила, согласно которому дом человека – его святилище и никто не вправе посягать на его неприкосновенность.