Стив Берри - Миф Линкольна

Равно как и дезертирство.

Из армии северян бежали примерно двести тысяч человек. Еще двенадцать тысяч избежали призыва. Девяносто тысяч скрылись в Канаде. Стремительно сократилось число желающих поступить на военную службу. Перестали продаваться военные облигации.

Север затеял войну вовсе не из-за рабства.

– О чем ты говоришь? – удивилась Стефани.

– Авраам Линкольн не был освободителем рабов, – ответил Дэвис. – До тысяча восемьсот пятьдесят четвертого года он даже не заикнулся об отмене рабства; более того, публично выступал против политического или социального равенства для белых и черных. Он поддержал Закон о беглых рабах, который позволял рабовладельцам требовать возвращения их собственности на территории свободных штатов. В бытность свою адвокатом он не защитил ни одного беглого раба.

Зато Линкольн защищал рабовладельцев. А также поощрял колонизацию, возвращение освободившихся рабов в Африку, на Гаити, в Британскую Гвиану, в Голландскую Вест-Индию. Куда угодно, кроме Соединенных Штатов. Его администрация активно разрабатывала план депортации негров по окончании Гражданской войны. Однако в ту пору в Америке насчитывалось четыре миллиона рабов. Для депортации такого числа людей у страны не было ни финансовых, ни логистических возможностей.

Стефани знала о Линкольне многое. Он давно стал мифической личностью, героем разного рода преданий и мифов из бесчисленных книг, кинофильмов и телепередач.

– В инаугурационной речи Линкольн четно изложил свою позицию, – продолжил Дэвис. – Он объявил всей стране, что не намерен посягать на право рабовладения в южных штатах. Точка. Конец истории. Возражал он против другого – распространения рабства на новых территориях.

– Я смотрю, ты крупный спец по Линкольну.

– Да нет, никакой я не спец. Но реальность есть реальность. Гражданская война велась не из-за рабства. Да и как такое могло быть, если рабовладение закрепляла сама конституция? В восемьсот пятьдесят восьмом году это подтвердил Верховный суд, отвергнув иск Дреда Скотта. До принятия Тринадцатой поправки никаких изменений в текст не вносилось, а она имела место уже после войны. Так как же мы могли вести войну за отмену того, что конституция признавала законным?

Хороший вопрос.

– Но Линкольн, благослови его Господь, – продолжил Дэвис, – оказался перед нелегким выбором. С таким не сталкивался ни один другой президент. Перед ним маячил распад страны. Европа наблюдала за Штатами, готовая в любой момент наброситься на нас, вцепиться зубами и оставить от нашей страны дочиста обглоданный скелет. Линкольну не позавидуешь, он был загнан в угол. Именно поэтому мы сейчас с тобой и говорим.

Стефани ждала пояснений.

– Право выхода.

– Для любого штата?

Дэвис кивнул.

– Вот из-за чего вспыхнула Гражданская война. Южные штаты заявили, что сыты по горло и имеют право выйти из Союза. Линкольн ответил, что они не могут этого сделать – Союз вечен и нерушим. Разгорелся спор, который унес жизни шестисот тысяч человек.

Стефани была в теме. Еще бы, как-никак, конституционное право – это ее страсть.

– В восемьсот шестьдесят девятом году Верховный суд поставил в этом споре точку, – блеснула она эрудицией. – Дело «Штат Техас против Уайта». Суд признал выход из Союза незаконным, ибо Союз вечен и нерушим.

– А что еще мог сказать суд? Война закончилась. Сотни тысяч погибли, Юг в развалинах. Страна залечивала раны. И чтобы после этого стервятники-северяне в черных мантиях собралась объявить то, что случилось, противоречащим конституции? Вот это вряд ли.

– Вот уж не думала, что ты так не любишь судейских.

Дэвис улыбнулся.

– Федеральные судьи – еще те ублюдки. Назначь кого угодно на этот пост пожизненно, и получишь проблему. В шестьдесят девятом году Верховный суд был лишен выбора.

– Как и мы?

– В том-то и дело, Стефани. Что, если и Верховный суд, и Линкольн были не правы?

Коттон Малоун открыл входную дверь книжного магазина, впуская внутрь Люка Дэниелса и Барри Кирка. На площади Эйбро было людно – правда, не так, как летом, когда солнце заходит поздно и площадь до самой полуночи заполнена людьми. Летом его магазин оставался открытым до десяти вечера; сейчас же он закрывался раньше, в шесть часов.

Коттон включил свет и запер за собой дверь.

– Круто, – восхитился Люк. – Прямо как школа Хогвартс в книжке про Гарри Поттера. И запах! Во всех букинистических магазинах почему-то пахнет одинаково.