Эрнест Уильям Хорнунг - Мистер Джастис Раффлс

– О, я, безусловно, все тебе расскажу, – ответил Раффлс. – Но сейчас несколько грядущих часов важнее нескольких прошедших недель. Конечно, Шейлок для нас – очевидный источник денег; но зная обычаи наших единоплеменников, я думаю, что будет лучше для начала деньги занять, как добрым христианам и подобает.

– Но нам придется их выплачивать.

– Вот тогда и настанет психологически верный момент, чтобы опустошить «темнейшие ларцы нашего скряги» – если таковые у него есть. Но так мы выиграем время, чтобы найти их.

– Ведь он не держит контору открытой ночью, – возразил я.

– Однако он открывает ее в девять утра, – заметил Раффлс, – чтобы перехватить биржевого брокера, ту раннюю пташку, которая предпочитает кровопускание отсечению головы.

– Откуда эти сведения?

– От жены мистера Шейлока.

– Вероятно, вы успели очень подружиться?

– Я скорее жалел ее, нежели старался выведать секреты.

– Но и в секретах не упустил случая порыться?

– О, секретам она устроила настоящую распродажу.

– Еще бы, – заметил я, – ты настойчив.

– Она рассказала мне о грядущем процессе по делу о клевете.

– Шейлок против Факта?

– Да, дело началось еще до отпуска.

– Я читал что-то такое в газетах.

– Но известно ли тебе, в чем суть вопроса, Банни?

– Нет, абсолютно ничего.

– Другой старый мерзавец, Махараджа Хатипура, и его прославленная куча долгов… Кажется, он уже несколько лет, как он захвачен когтями нашего мистера Шейлока, но вместо того чтобы наконец отдать свой фунт плоти, занимал все больше. Безусловно, такова судьба должника, но сейчас, говорят, сумма дошла до шестизначной отметки. Никому не жалко этого престарелого варвара; поговаривают, он был приятелем Наны Сагиба до восстания сипаев, еще говорят, что завязнув в мятеже по брови, он спасся, только пойдя против своих; в общем, в моральной перспективе этого черного кобеля не отмыть. Мне известно, что уже формировался синдикат по выкупу долгов этого субъекта, конечно, с разумной скидкой, и только мерзейший из цивилизованных людей стал бы на пути у такого начинания. Дело шло к завершению, когда старый Леви затянул черномазого в новое сумасбродство на Востоке. «Факт» обнаружил эту махинацию и опубликовал компрометирующие письма, которые, как клянется Шейлок, – фальшивки. Вот, вкратце, все обстоятельства! Должники нашептали еврею, что нужно убраться в Карлсбад, пока дело не вскрылось; а невероятная сумма, в которую все это может обойтись, должно быть, является причиной его давления на старых клиентов по возвращении.

– Но тогда зачем ему одалживать деньги тебе?

– Просто я – новый клиент, Банни; вот и вся разница. К тому же на водах мы были хорошими друзьями.

– Но все же не лучше, чем ты и миссис Шейлок?

– Кто знает, Банни! Она вверяла мне свои тревоги, а я подавал ей руку и старательно прикидывался несчастным; мой приятель-охотник сыпал грубыми метафорами про жирдяев и бойню.

– И все же ты утек вместе с ожерельем бедняжки?

Раффлс привычно обстукивал сигарету об стол возле локтя; он приподнялся, чтобы зажечь ее, как другие приподнимаются, чтобы сделать какое-нибудь драматическое заявление, и сказал, глядя через огонек, поднимавшийся и опускавшийся в такт его дыханию:

– Нет, Банни, вовсе нет!

– Но ты сказал, что сорвал Изумрудный Банк! – воскликнул я, в свой черед подскочив.

– Верно, Банни, но тут же сдал его обратно.

– Ты раскрылся перед ней, потому что она открыла тебе его секреты?

– Не глупи, Банни, – сказал Раффлс, опускаясь в кресло. – Не расскажу тебе пока всего, но вот вкратце, что случилось. Они остановились в Савое, в Карлсбаде, я имею в виду. Я поселился в Паппе. Мы встретились. Они на меня уставились. Я вылез из своей британской раковины, чтобы признаться, что у меня есть сердечный интерес в другом Савое. Потом поругал свой отель. Они начали превозносить свой. Я напросился посмотреть их номер. А затем просто ждал, пока не освободился такой же на этаж выше, и оттуда я мог слышать, как старый боров ругает супругу из своей грязевой ванной! Балконы в номерах были как будто созданы для меня. Нужно ли продолжать?

– Я удивлен, что тебя не заподозрили.

– Наши возможности для удивления безграничны, Банни. Чтобы не заподозрили, я прихватил с собой немного старого тряпья, завернув его в приличный костюм, и еще мне повезло подобрать старую и заношенную немецкую кепку, которую какой-то крестьянин бросил в лесу. Я собирался оставить ее на месте событий как визитную карточку, она ей и послужила, ну и еще пришлось занять очередь к парикмахеру наутро.