Аспен Матис - Самый безумный из маршрутов

Перед тем как их выбросить, я осмотрела верхнюю крышку коробки из-под новых кроссовок. Я увидела, что мама срочно переадресовала их из Сьерра Сити, как она мне и обещала, хотя она могла сэкономить деньги и переслать их с приоритетной почтой – их бы все равно доставили за несколько дней до моего появления. Такая ее ненужная спешка с оказанием мне помощи, однако, вызвала у меня улыбку. Я почувствовала, что любима.

В ту ночь я беспокойно спала на коврике в CCTG в окружении путешественников, а также стажеров. На следующий день мое тело все еще было уставшим, но ногам стало лучше. Я решила остаться в городе еще на одну ночь и сняла для себя комнату в мотеле «Этна».

У меня был план, у меня был план.

Я оплатила комнату картой, которую мне дала мама, зная, что она бы меня поняла, что она бы хотела, чтобы я отдохнула там, где буду чувствовать себя уютно и безопасно. Я помылась в душе, включила «Саблайм», затем Дилана, села на ковер, чтобы разобрать продукты и добавки, которые она мне прислала. Еда у меня была лучше, чем у остальных «дальноходов», которых я знала. Мама хорошо обо мне заботилась. Так она проявляла свою поддержку того, что я делала. Я могла на нее рассчитывать. Наконец я села на кровати. Я набрала номер мамы. Наконец-то я делала что-то хорошее, я это знала.

Она ответила быстро. Она была очень рада слышать меня и перестала волноваться. Я звонила по сотовому телефону, а не по спутниковому и вспомнила, что забыла позвонить прошлой ночью из CCTG, образовательного центра по борьбе со СПИДом, где почему-то не было связи.

«Неужели я забыла?» – спросила я, хотя знала, что так и было.

«Ничего, любимая», – сказала она мне, хотя я была уверена, что она ждала и, вероятно, не спала, и я почувствовала себя виноватой.

Я сидела на самом краешке кровати, опустив голые ноги на старый выцветший ковер золотистого цвета. Большие пальцы ног распухли. На левой стороне левой ступни выступили большие волдыри. Я чувствовала тесную связь с ней, ее всеобъемлющую и чудесную любовь, но я также чувствовала, что может что-то произойти. Я нервничала при разговоре, я не хотела разрушить нашу теплую связь.

Я глубоко вздохнула и решительно выдохнула. Я медленно рассказала ей, что хочу послать ей письмо. Я рассказала, что написала его в лесу, и оно предназначается всем, кого мы любили. В нем я рассказала им об изнасиловании. В письме я просила у них поддержки в виде пожертвований для Национальной сети по борьбе с изнасилованиями, домашним насилием и инцестами. Мне бы стало лучше, если я сброшу постыдное бремя своей тайны.

Она слушала меня молча, не прерывая. Затем мы обе молчали. Я ждала, дрожа. Она заговорила и сухо сказала: «Нет». Она сказала, что я не должна рассказывать об этом всей семье. Я не могла просить на это деньги у дядь, и теть, и кузенов, и бабушек. Если они узнают, эта новость убьет их. Если я им не сообщу, она пожертвует 1000 долларов: «Больше, чем ты сама сможешь собрать».

Моя мама была неутомимым общественным защитником, она представляла интересы детей, подвергшихся жестокому обращению, или беспризорных. Финансово, материально она целиком и полностью поддерживала меня в этом безумном паломничестве по дикой природе, несмотря на то, что мое путешествие доставляло ей боль. Я верила, что ее огромная помощь должна была показать мне, что она поддерживала меня не только кроссовками или деньгами, но и своим сопереживанием. Что она все еще меня любит, так же сильно.

Сидя на кровати, за которую она заплатила, в комнате, заполненной дорогой здоровой пищей и кроссовками, которые любящая мамочка послала, чтобы я могла «заправиться» и идти дальше, я никак не могла сопоставить ее поддержку моего путешествия с этим чудовищным предложением.

Она сказала, чтобы я прочитала ее юридическую статью о возложении вины на жертву, что она может прислать ее, если я хочу в этом разобраться.

«Ты слушаешь? – громко спросила она, когда я замолчала. – В нашей стране принято возлагать вину на жертву», – повторила она. Моя левая ступня была розовой, покрытой волдырями. Мои плечи саднили, болели, я чувствовала, как стучит пульс в ладони. Мама хотела пожертвовать деньги, чтобы помочь изнасилованным девушкам, при условии, что моя семья, люди, которым я больше всех доверяла и любила, не узнают, что ее дочь была изнасилована. Она боялась, что мой тайный позор может опозорить нашу семью.

Через обрамленное грязью окно в комнате мотеля я увидела маленькую девочку, взбирающуюся на вершину каменного холма. Ее лицо освещало солнце, а колокола церкви отбивали новый час. Мой телефон был горячим. Я захлопнула его, не дав своего согласия.