Аспен Матис - Самый безумный из маршрутов

Никто не обратил на меня внимания. Все были неприветливы, и я почувствовала себя неуютно, меня здесь не ждали. Я пошла обратно вниз по деревянной лестнице и вышла в холодный вечер.

Моя кроссовка пришла в полную негодность, но я пошла обратно, по прежней дороге, из Сьерра Сити. Мимо уже закрытой почты, где находились мои новые кроссовки. Я ушла без выяснения отношений с Никогда-Никогда и не дождавшись открытия почты, чтобы отправить письмо своей семье.

В ту ночь я позвонила матери и попросила ее переадресовать кроссовки и продукты в следующий город, севернее по тропе. У меня в рюкзаке еще лежали оба письма, моя кроссовка практически развалилась: все оказалось незавершенным. Я была расстроена.

Я шла без остановки, по ночам засыпала и не шла, была как бесчувственная маленькая машина, пока не добралась до шоссе и не доехала быстро автостопом до следующей точки цивилизации. Извилистое шоссе шло вниз к скалистой стороне гор. Мы вкатились в микроскопический городок Этна в центре северной Калифорнии, окруженный сосновыми лесами.

Я выпрыгнула из машины и вошла в него.

Среди сосен на окраине городка было темно. Я находилась в тенистой горной долине. Появились церкви. Я прошла мимо заросшего кладбища, старой усадьбы Альдербрук Мэнор, мимо знака границы города Этна и вошла в сам городок. Я пошла по главной улице. Было что-то зловещее в этом городе на маршруте, хотя я не знала, что именно.

Гранитное здание аптеки с высокими потолками и потертыми деревянными прилавками было милым, просторным и пустым. Этот город тоже был безмолвным. Если бы я закрыла глаза, я бы не смогла понять, где нахожусь. Место выглядело странным. Я уже скучала по дикой красоте Высокой Сьерры, нетронутой и не нуждающейся в усовершенствовании. Сильно дул холодный ветер. Я должна была бы понять: произойдет что-то плохое.

Я прошла мимо магазина «Скотт Велли Драг» и библиотеки, музея и магазина скобяных товаров, нашла место под названием CCTG – именовалось оно «хостел», хотя не было ни регистрации, ни платы. Это был комплекс зданий, построенных для начальной школы, а затем перепрофилированный. Это место существовало исключительно за счет пожертвований.

Внутри болтались странные молодые хиппи примерно моего возраста, все были из-за границы: из Германии и Кореи, Нидерландов и Праги. Они собрались вместе и что-то обсуждали. Все «стажеры» были молоды – двадцати с небольшим лет, – у всех были браслеты из конопли и деревянные бусы. Повсюду валялись фаллоимитаторы, один большой черный выделялся на фиолетово-золотистой книжной полке, еще один, не такой большой, зеленый – на старом раскладном столе из древесно-стружечных панелей, предназначенном для учебных целей. В старых ящиках для игрушек между детскими книгами с картинками лежали презервативы и смазка. «Дальноходы» крали эти «бесплатные» предметы для сексуальных утех. В CCTG не было телефона и, как ни странно, там не было мобильной связи.

Там также не было кроватей, но ходоки могли спать на кушетках, на полу или на крыльце, а в задней части дома на веранде было несколько выцветших и продавленных диванов. Все казалось немного липким.

Комплекс принимал путешественников, но на самом деле это был тренировочно-обучающий центр для волонтеров, собирающихся в Африку, чтобы распространять знания о сдерживании рождаемости и мрачную информацию о СПИДе.

Я бросила вещи на древнюю прогнувшуюся кушетку и отправилась на почту. Боковина моей кроссовки болталась при каждом шаге, подошва ноги загрубела, покраснела и болела. Я прошла в этих разбитых кроссовках больше, чем следовало бы, изуродовала левую ногу, но теперь все закончилось. Я больше не могла идти. Если моя мама не смогла переслать мне новые кроссовки, которые были так нужны, я застряну в этой Этне.

Входя на почту, я заметила, что хромаю.

Я спросила у почтовой служащей, нет ли посылок на имя Дикого Ребенка. Она вытащила их. Они были упакованными и аккуратными, что показалось мне чудом в таком городе. Я почувствовала облегчение, увидев на них мое имя, написанное знакомым маминым почерком дешевой синей шариковой ручкой, оставляющей пятна, какой она всегда пользовалась. Мамина поддержка тронула меня на почте этого странного городка, как будто сошедшего с картин Нормана Роквелла, которые я видела в Ньютоне. В меньшей из двух коробок находились кроссовки. Они были новой модели и пахли чистым ковром. Старые кроссовки на моих ногах почернели от земли и грязи шести сотен миль, большой палец правой ноги проделал дыру в их плотной серебристой сетке и торчал. Я выглядела как дикий бродяжничающий ребенок. Мама прислала кроссовки, купленные в спортивном магазине в чистом пригороде, в том самом, где она делала для меня покупки, когда я училась в старшей школе. Я глубоко вздохнула. Прямо там, в маленьком почтовом отделении, где был только один служащий, я надела новые кроссовки, а почерневшие и разорванные выбросила в мусор.