Оскар Мединг - Медичи

– Я хотел бы охранять вас от всех разбойников, благородный синьор! Клянусь Богом, если бы я служил вам, вы могли бы не бояться ваших врагов.

– Ну, чего нет теперь, то возможно в будущем. Флорентийской республике могут понадобиться храбрые воины. Хотите быть моим гостем во Флоренции?

Монтесекко ответил с замешательством, даже как бы с неудовольствием:

– Простите, благородный синьор, я не могу принять это милостивое предложение. Я должен быть при моих солдатах, которые будут сопровождать кардинала.

– Вы правы. Но мой дом всегда открыт для вас, когда вы опять будете во Флоренции.

Лоренцо был весел, и все время вел разговор с Монтесекко. А Монтесекко рассказал, что Карло Манфреди, владелец прилегающего к Имоле графства Фаенца, сильно заболел, и граф Джироламо поручил ему переговорить с семейством Манфреди о продаже части их имения; семья склоняется к предложению графа, но сам Монтесекко знает, что в этом деле графу Риарио было бы очень желательно согласие, а если можно, то и благосклонная поддержка Лоренцо.

– Граф хотел лично переговорить с вашим сиятельством по этому поводу, – закончил он, – но так как я имел честь быть так милостиво принятым вами и нашел такое дружеское отношение к графу, то счел возможным сообщить вам планы и желания моего господина.

Лоренцо молча проехал несколько шагов, потом сказал с особым ударением:

– Благодарю вас за откровенное сообщение, храбрый капитан, и нахожу, что вы умелый посредник. Скажу вам прямо: узнай я это другим путем, то, вероятно, удивился бы, но ваше сообщение доказывает, что вы не предполагаете намерения графа скрывать свою игру. Я тоже откровенно скажу вам мое мнение и думаю, что, передав его графу, вы окажете ему услугу. Приобретая часть владения Фаенца, граф, уже владеющий Имолой, станет очень могучим соседом Флорентийской республики, а с соседями отношения должны быть ясны и определенны. Если граф желает быть добрым, честным соседом, он найдет во мне одобрение и сильную поддержку всех его планов; если же я могу опасаться, что он когда-нибудь сделается моим врагом, то я уже теперь должен ограждать себя.

– А чем должен доказать граф вашему сиятельству искренность своего дружеского расположения? – спросил Монтесекко.

– Это лучше всего доказывается на деле. Если граф сделается таким крупным владельцем, то, чтобы считаться другом, он должен присоединиться к нашему союзу с Миланом и Венецией, так как мои союзники тоже захотят убедиться в добром расположении нового соседа.

– Но разве этот союз не направлен против его святейшества? – спросил Монтесекко.

– Ничуть, однако, наши враги хотят уверить папу в обратном. Мы с полной преданностью и почтением относимся к папскому престолу, только хотим оградить нашу независимость на случай, если бы при римском дворе, помимо святого отца, явилось поползновение нас ослабить или даже подавить. Независимые и преданные друзья – лучшая опора папского престола, чем нехотя повинующиеся подданные.

– Вы правы, положительно правы! – сказал Монтесекко. – Ваш государственный ум все предвидит.

– Если граф Джироламо хочет войти в тесный союз с нами, – продолжал Лоренцо, – он также, без сомнения, захочет разъяснить и устранить недоразумения, к сожалению возникшие между мной и папой. И кто же может это сделать лучше графа, который пользуется таким доверием его святейшества? Вот условия дружеского соседства, с которыми связана моя полная поддержка всех планов и желаний графа Джироламо.

– Могу я это написать графу? – с радостью спросил Монтесекко.

– Каждое слово, сказанное вам, я повторил бы графу лично. Может быть, он охотнее узнает мое мнение через вас, так как может обдумать его до приезда сюда. Я был бы рад, если бы вам удалось так устроить политические отношения между мной и графом, чтобы они соответствовали моим личным отношениям к нему.

– Я все точно доложу и от души желаю, чтобы искренность и мудрость вашего сиятельства так же убедили его, как меня.

Монтесекко некоторое время ехал молча возле Лоренцо, пустившего свою лошадь рысью. Можно было подумать, что у него есть еще что-то на сердце, но Лоренцо вскоре опять весело и оживленно заговорил и не дал случая возвратиться к затронутой теме.

Стало уж совершенно темно, и слуги зажгли факелы при въезде в город.

Лоренцо любезно простился с капитаном, и Монтесекко задумчиво поехал к предместью, где был дом Антонио де Сан-Галло.