Джеймс Роллинс: Шестое вымирание

Вдруг корабль содрогнулся от грохота, осыпая всех инеем.

Затем еще раз и еще.

Издалека, с берега, донеслись отголоски гораздо более мощного взрыва.

По обоим краям бухты от берегов отломились огромные глыбы льда, рухнувшие в воду. Тем не менее орудия корвета продолжали огонь, сея разрушение огненным градом картечи и раскаленными ядрами.

Капитан Фитцрой не собирался рисковать.

– Слишком поздно, – наконец пробормотал Байноу, вытаскивая руку из раны. – Мы опоздали.

Только теперь Чарльз заметил, что тело боцмана безжизненно обмякло. Мертвые глаза невидящим взором смотрели в черное небо.

В памяти Чарльза всплыли слова Джемми о про́клятом континенте: «…в темноте также скрывались демоны, готовые пожрать сердца несведущих…»

– Что делать с трупом? – спросил один из матросов.

Байноу посмотрел за борт на бурлящее море, покрытое осколками льда.

– Пусть он упокоится здесь, вместе с тем, что у него внутри.

С Чарльза увиденного было достаточно. Под продолжающийся гром орудий он спустился в трюм, не дожидаясь, пока матросы сбросят за борт тело Ренсфрая. Чарльз трусливо забился к себе в каюту, не желая быть свидетелем погребения в морской пучине.

Спустившись к себе, он обнаружил, что огонь в маленькой печурке почти погас, однако после мороза наверху горячий воздух каюты душил его. Подойдя к столу, Чарльз вырвал из своего дневника страницы, над которыми трудился, и скормил их умирающим языкам пламени. Бумага съежилась, почернела, превратилась в пепел.

Лишь тогда Чарльз вернулся к столу, к разложенным на нем картам – в том числе и древней карте, составленной коренными жителями Огненной Земли. Взяв ее, он долго смотрел на пр о клятую рощицу, обозначающую вход в пещеру. Затем его взгляд упал на разгоревшийся с новой силой огонь.

Чарльз сделал было шаг к печке, но остановился.

Холодными пальцами он свернул карту и прижал ее к груди.

«В первую очередь я ученый».

С тяжелым сердцем Чарльз отвернулся от огня и спрятал карту в своих вещах – но только после того, как у него мелькнула одна мысль, совсем не подобающая ученому.

«Да поможет мне Бог…»

– Похоже на марсианский ландшафт.

Дженна Бек мысленно усмехнулась, услышав это расхожее описание озера Моно еще от одного туриста. Пока последняя на сегодняшний день группа посетителей делала фотографии, она ждала у своего белого пикапа «Форд Ф-150» со звездой службы охраны национальных парков штата Калифорния на передней двери.

Потянув за твердые поля форменной шляпы, Дженна надвинула ее ниже на лоб и посмотрела на солнце. Хотя до наступления темноты оставался еще целый час, косые лучи клонящегося к горизонту светила превратили водную гладь озера в перламутровое зеркало синих и зеленых оттенков. Высокие сталагмиты остроконечных скал из известняка, называющиеся туфами, тянулись вдоль южной оконечности озера подобно окаменевшему лесу и спускались в воду.

Определенно, этот ландшафт казался неземным – но только никак не марсианским. Дженна хлопнула себя по руке, убивая москита, свидетельствовавшего о том, что среди этой пустынной красоты по-прежнему есть жизнь.

Услышав шлепок, экскурсовод группы, пожилая женщина по имени Хэтти, оглянулась на Дженну и сочувственно улыбнулась. Однако она также восприняла это как сигнал заканчивать свой рассказ. Хэтти была из племени катцадика, относящегося к северной ветви пайютов. В свои семьдесят с лишним она знала об озере и его истории больше, чем кто бы то ни было.

– Считается, – продолжала Хэтти, – что возраст озера составляет семьсот шестьдесят тысяч лет, однако некоторые ученые предполагают, что на самом деле ему больше трех миллионов лет, и, следовательно, оно является древнейшим озером на территории Соединенных Штатов. И хотя площадь поверхности озера составляет семьдесят квадратных миль, в самом глубоком месте его глубина чуть больше ста футов. Оно питается несколькими ручейками и источниками, но не имеет внешнего стока и полностью зависит от испарения с поверхности в летний период. Вот почему озеро в три раза более соленое, чем океан, и имеет коэффициент кислотности плюс десять, почти такой же, как у щелока, применяемого в быту.

Один испанский турист спросил на ломаном английском: