Александр Власов - Тайна девятки усачей

— Здоро́во, Дима! — произнёс он.

Санька думал, что руку вырубил Дима Большаков. Но этот знак уже много веков украшал камень. Время пощадило работу древнего скульптора. Сохранились линии, пересекающие ладонь, бугорки у основания пальцев. Это была рука труженика — мускулистая и добрая. Снизу камень порос мхом, а выше он был начисто обглажен ветрами и дождями. От него веяло теплом. Санька определил, что на него можно забраться. Рука послужила первой ступенькой. Над ней виднелись две выбоины. Несколько ловких движений — и Санька очутился на плоской макушке, нагретой солнцем.

Отсюда, с трехметровой высоты, было видно далеко. Но Санька вначале не смотрел по сторонам. Вползая на животе на вершину камня, он заметил неглубокие царапины. Вглядевшись, Санька узнал знакомую отметку — «Дим — Бол». Бережно обвёл он пальцем все буквы, выдул из углублений песчинки и семена, занесённые ветром, и только после этого посмотрел вокруг.

Сзади стоял лес. Он обступал болото справа и слева. А впереди бугрилась кочками бесконечная топь, прорезанная тёмной линией звериной тропы. Эта дорожка вела к далёкой рощице. Зелёным островком лежала она на трясине, круглая, ровная, точно подстриженная садовником. С левой стороны над сплошной зеленью возвышались три высокие ели. На фоне голубого неба их макушки соединялись в правильный трезубец.

Впечатлений в тот день было слишком много, и Санька принял новое открытие очень спокойно. «Вот она — вилка! — подумал он. — А дерево с наростом будет на следующей островине! К дереву я не пойду — надо ребятам хоть что-нибудь оставить! Туда вместе отправимся. А до вилки доберусь!»

Санька понимал, что идти одному в глубь болота неразумно. А тайный голос твердил одно: «Ты просто трусишь!» Санька видел, что за островиной на горизонте показалась туча, парило, как перед дождём. А голос неумолимо повторял: «Тру́сы всегда найдут отговорку!»

И Санька сдался. Спустившись с камня, он ступил на тропу, и зашлёпал к островине. Он шёл, согнув руки в локтях, часто семеня ногами.

Босые ноги скользили. Сердито чавкал и брызгал грязью мокрый болотный мох. Вдруг чавканье усилилось и как-то раздвоилось. Санька делал шаг — мох хлюпал, и сразу же, точно эхо, долетало повторное хлюпанье и чавканье.

Санька поднял голову. Ему навстречу по тропке двигалось что-то длинное, приземистое, резко отличавшееся по окраске от окружающего болота.

— Ой! — вырвалось у Саньки.

Перед ним было стадо диких свиней, возвращавшихся в лес с болотной островины.

Вожак — старый клыкастый секач — хрюкнул. Инстинкт подсказывал ему, что стоять на тропе опасно, и кабан снова двинулся вперёд — к Саньке. Дружно захлюпали по болоту и остальные. Свиней было штук пятнадцать. Шли они плотным, вытянутым в длину стадом. На Саньку надвигался многоногий могучий таран, готовый опрокинуть его и растоптать.

В памяти у Саньки не осталось никаких подробностей. Он не помнил, как повернулся и побежал назад, как забрался на камень. И только тут он снова стал понимать, что происходит вокруг.

Вожак, яростно сверкая налитыми кровью глазами, поравнялся с камнем и, не останавливаясь ни на секунду, повёл стадо к берегу. Промелькнули длинные загнутые клыки, словно продырявившие с боков верхнюю губу секача; широкие спины, покрытые жёсткой щетиной; толстые ноги с острыми раздвоенными копытами.

Добежав до берега, стадо скрылось в лесу.

Санька шумно выдохнул воздух и заметил, как потемнело на болоте. Туча упрятала солнце и, постепенно разрастаясь, заняла половину неба. Налетел ветер, принёс первые капли дождя. Нагретый камень покрылся тёмными веснушками. Они быстро высыхали, но новые капельки падали чаще и чаще. Так начинается не ливень, короткий и обильный, а затяжной, скучный дождь. Вокруг зашумело монотонно и тоскливо.

«Сосчитаю до ста — и спущусь!» — решил Санька. Он уже не думал об островине. Внутренний голос больше не насмехался над ним, не называл трусом. Всему есть предел!.. Домой, в деревню, к ребятам — вот о чём мечтал Санька. И только боязнь снова встретиться с кабанами удерживала его.