Агния Сенч - Повстанчик

Всю ночь шептались Пахомыч с Набоковым, а на другую ночь еще троих привел на пасеку Димитрий. Помогал и Ларька выискивать Пахомычу таких же людей, как Набоков. Он знал, кто проклинал Колчака.

Через некоторое время у Пахомыча собиралось помногу гостей и у всех за спинами узды надеты: за конями, мол, ходили, либо коней отводили.

Невмоготу становилось Ларьке. Измыкался он до крайности, мотаясь там да сям. И на мельницу, и по дрова, и на пашню ему самому приходилось ездить, а тут с Пахомычем у него целое дело завелось. Посредством Ларьки, связывался Пахомыч с мужиками, и без Ларьки из них никто никуда. Даже на рыбалку ночью однажды возил он Пахомыча, где тот долго шептался с Яковом и Васильем.

Мужики, сообщники Пахомыча, хвалили Ларьку и называли его крепко сложным парнишкой.

— Весь в отца, не выдаст, небойсь, — говорили они.

Но случилось такое, что выведенный из терпения, измученный беготней, чуть не проболтался Ларька.

Призвал его однажды на сборню председатель Малухин, от'явленный кулак да самогонщик, и давай ему кота гонять: подать с него требует. А где он, парнишка, возьмет? Мать в ту пору хворая лежала.

— Отчишка у те в голбце сидит, проси у ево, а то худо будет. Карательна приедет, опять драть будет. Баранишек всех у вас заберем, ковда так.

Гонял, гонял, ногами топал, топал, а сам в дым пьяный.

Вышел Ларька в сени, сплюнув в досаде, и потеряв терпенье, грохнул:

— Погоди, сукины сыны. Недолго вам над нами галиться, знаем кое-чё… Вершинки уж трясутся [3] Вершинки трясутся — по сибирски означает, что желанное близко идет или едет. .

В сенях народ был. Услыхали приспешники Малухина эти слова, подхватили их и… под ручки молодца удалого. Заявили в комитет, а Малухин сначала позеленел от злости, затем побагровел. Как топнет.

— Взять его в каталажку на высядку! — кричит.

— Это змеево отродье. Видно, знает он чё-то, когда выразился так.

— Связь с отчишком да с братишком держит, не иначе, — вторят приспешники Малухина.

— Все выпытай, — грозит Малухин.

Посадили парнишку в каталажку. Не страшно Ларьке каталажки, а одного он боялся: а ну как битьем его будут пытать и от боли поневоле он выдаст близких ему людей. Не троих-четверых, а десятки теперь он Пахомычевых людей загубит.

Услыхал Димитрий Набоков об аресте Ларьки, приплелся в волость да незаметно в отдушнику каталажную записочку сунул. Пишет:

«Крепись, дружок, не выдавай. Делов нам наделаешь».

Прочел Ларька записку, изжевал, сглотил ее тут же при Димитрие и бодро кивнул ему головой: не выдам-де.

Перед вечером Ларька позвал сторожа старика.

— Дедонька, — по-детски жалобно заплакал он. — У меня брюшко болит, на улку я захотел.

— Ох ты, батюшко мой! — Это ты испужался, оттого, однако. — трясется сторож.

Затолкал Ларька палец в рот, отвернулся от деда и устроил рвоту.

— Дедонька, блевать я хочу… О-а-а!..

Испугался старик, отомкнул, повел Ларьку на улицу. Вышел Ларька на улицу да как даст стрекача, только пятки засверкали. Прямо в камыши пульнул.

— Яшенька… Пострадал и я… Нельзя мне в деревню…

Ларька рассказал Яше с Васей всю свою историю с арестом и побегом. Парни сначала хохотали, а потом им стало жутко.

— Кто теперь вас, троих, наблюдать станет? — говорил уныло новый беглец. — У Пахомыча хлеб вышел, сегодня беспременно нести, а у меня уж силоньки не стает. Домой явиться нельзя: может, караулят уже дома-то. Вы уж поделитесь сегодня каральками с Пахомычем, я уж как-нибудь сползаю на пасеку, а там чё-нибудь придумаем.

Парни только переглянулись.

— Ерой ты у нас будешь, Ларька, — потрепал его по плечу Василий.

Глафира плакала, не осушая глаз, узнав об аресте и побеге Ларьки.

— И третьему доля— скитаться, — говорила она.

— Чтоб ему, этому Колчаку, водой захлебнуться, землей засыпаться. Сокрушил он мое сердечушко.

Прошло три дня. Припасы на рыбалке вышли. И на пасеке ничего нет, и рыбалка голодать должна. Мать боится теперь за ворота ступить. Пришлось Ларьке в глубокую ночь брести к матери. Набрал припасов, успокоил мать, и — на пасеку.

Рассказал Ларька Пахомычу, как у него в каталажке «брюшко заболело», «блевать захотел», и оба, забыв на минуту свою беду, помирали от смеху.

— Ничего, Ларька, крепись. Наше к нам придет. Измаялся ты с нами, но потерпи малость, — говорил Пахомыч, лаская Ларьку. — Хоть и досталось тебе за «вершинки». но все же «вершинки трясутся»: скоро будут гости дорогие.