Агния Сенч - Повстанчик

Ларька, с конями убираясь, главное прослушал, но по обрывкам речей понял, что дело идет об Яшухе с Васюхой.

Отец снова отослал Ларьку в огород наломать лошадям подсолнечных листьев, и когда Ларька вернулся из огорода, в избе, кроме матери, да деда, никого уже не было. Дед хрустел пальцами и о чем то тяжко думал. Мать схватила Ларьку и, крепко прижав его к своей груди, заколыхала его, как в люльке, рыдая и качаясь во все стороны.

— Соколики вы мои ясные. Детоньки мои сердешные. Да на то ли я вас, моих голубчиков сизеньких, ростила. Да схвати их в глотку всех и Колчаков этих, — при читала Глафира.

— Стой. мама. Где мужики?

— Ох, Ох. Не говори ты, мой батюшка.

— Мама. Да говори скореича, некогда, — рявкнул «соколик ясный».

— Нельзя, сынок, сказывать-то, не велели мужики. Ежели тебя кто спросит, — где Яков, ты одно говори, что по соль с городскими уехал.

Не почуявши ног своих, бросился Ларька из избы. Туда-сюда глянул, — нет, словно пропали мужики.

Поздно ночью вернулся отец, а Якова не было.

Слышал Ларька, как отец впотьмах вздыхал да ворочался, а мать всхлипывала, плача.

На утро старшие, все трое, как будто с оглядкой ходили, а Якова так и не было. Дед на рыбалку поехал, впервые не взяв Ларьку. Как ни просился тот, — неумолим был дед. Заметил Ларька, что с того дня больно часто стали дед с отцом на рыбалку ездить и даже мать иногда ездила, будто бы рыбу пластать.

В селе же Камышах, где жил Ларька, той порой парней молодых в солдаты брали. Стон стоном в деревне стоял. Матери, сестры, молодые жены причитали, как по покойникам.

«Отлетает ли наш да соколичек в чужедальную сторону», надрывно пели женщины, провожая рекрутов, Глафира, сжав губы, с бледным лицом, смотрела в окошко, не выходя на улицу.

Слух прошел по деревне, что много парней сбежало от солдатчины, скрывшись, неизвестно куда. Говорили, что плохо родителям будет за это. Понял тогда Ларька, что Яша тоже сбежал. Эх, узнать бы куда!

Он, Ларька, хоть убей его, — ни за что бы не выдал брата, ну, раз же ему не сказывают. По ночам отец куда-то уходил, — проследить же нельзя было: мать дальше своего двора шагу не давала ступить. Невыносимо скучал Ларька по камышам да по озеру рыбальному и однажды решил самовольно пойти на рыбалку, но отец воротил его с полпути. Кто знает, сколько бы недель не видать было Ларьке любимой рыбалки, но случилось такое, что все переиначилось.

Приехал Гурьян с паровой мельницы из соседнего села Верзиловки сам не свой. Губы, как бус, белые. Позвал он всю семью, затворил дверь на крючок, завесил окно и начал шопотом:

— Ну, семья, дошло и до меня дело. Скрыться доведется мне. В Верзиловке такой переполох. Беляки резинами лупят да в город отправляют тех, кто сыновей своих Колчаку служить не отдал.

— Тошно сердцу-у! — источно завыла Глафира, всплеснув руками. У деда задрожала седая борода.

— Молчи ты, Глафира, пожалуйста. Нашла время причитать, — досадливо сказал Гурьян — Давай лучше скорей смену белья мне готовь да хлеба. Скрыться мне непременно надо. Палачам не дамся. Довольно в окопах сидел в германскую войну.

— Куда же ты пойдешь-то? — снова завыла Глафира.

— Обо мне не беспокойся, — знаю пути-дорожки, а здесь останусь — хуже будет: убьют.

— Ну, тятя. Теперь я замес тебя остаюсь, храбро выступил Ларька, блестя глазами. — Ежели тебе нельзя тут оставаться, — без меня деду не справиться.

Помолчал, помолчал Гурьян и говорит:

— Правильно, сынок. Доведется тебе все тайности открыть. Деду не справиться.

— А не сболтнет он, Гурьян, сдуру? — Покосился дед. — Ребенок еще.

— Кто? Ларька-то? А сболтнет, всю семью погубит, — сказал Гурьян. — Слыхал, сынок? Колчак, брат, не фунт орехов.

— Тятя! Да чё ты мне толмишь? То-ли махонький я… Да я давно хотел про Яшу спросить у вас, да боялся, што дедушка косицы надергат.

— Ну вот что, Ларивон. Будь крепкосложным парнем, а не баламошкой. Помни, что языком брякнешь, — всю семью загубишь.

— Тятя, да невжли-ж, я балбес какой?.. — чуть не заплакал Ларька.

— Доведется тебе Якова проведать да провьянтом снабжать.

— А где он? — встрепенулся Ларька и сердце его бурно заколотилось.

— На рыбалке он, сынок ?—придушенно прошептал отец. В первый раз с дедом сходишь на рыбалку, он тебе покажет, где Яша, а там один будешь ходить.

Стал Гурьян с семьей прощаться. Ларька было заплакал, но отец так и впился в него глазами:

— Этак ты, сынок, без отца остаешься? Хорош защитник, нечего сказать. Как каменный либо железный будь, тогда мужик из тебя выйдет.