Петр Стегний: Тайна старого чердака

Не скрою, слова Александра Ивановича задели мое самолюбие. Чуть ли ни каждый день проезжать по Ильинскому шоссе — и не знать, что вековые деревья, выстроившиеся по обе стороны дороги, — это памятники солдатам Отечественной войны.

Кузен между тем продолжал:

— Александр Иванович Толстой, владелец Ильинского, получил двойную фамилию Остермана-Толстого после того, как в конце XVIII века пресекся род Остерманов, славно послуживший России еще с петровских времен. Андрей Иванович Остерман и его сын Иван Андреевич, находившиеся с Толстыми в близком родстве, были выдающимися дипломатами. Случилось так, однако, что Александр Иванович тоже умер бездетным, Ильинское после его смерти было куплено императором Александром II для своей супруги Марии Александровны. А она уже завещала его своему сыну великому князю Сергею Александровичу, губернатору Москвы.

— Убитому в Кремле Иваном Каляевым, — решился я, наконец, продемонстрировать свою образованность, значительно превышающую пределы школьной программы.

Кузена приятно удивила моя осведомленность в событиях отчест-венной истории.

— Совершенно верно, — сказал он. — В 1905 году, в канун первой русской революции, народоволец Каляев взорвал экипаж великого князя, выезжавший из Кремля. А потом, в июле 1918 года, его жена Елизавета Федоровна тоже погибла вместе с другими членами императорской семьи в уральском городке Алапаевске. Но это уже совсем другая, печальная история.

Александр Иванович немного помолчал, будто давая мне время оценить важность сказанного. А затем перешел к главному.

— Вы, конечно, понимаете, мой юный друг, что я не напрасно занимал ваше время столь подробным изложением истории владельцев Ильинского и Архангельского. Без этого вам будет трудно понять существо одного весьма деликатного, но, смею надеяться, небезинтересного для вас дела, которым, как вы уже поняли, занимаемся мы с Софьей Ивановной. Короче говоря, мы очень рассчитываем на то, что вы с вашим другом не откажетесь нам помочь. Не скрою, дело непростое, скажу больше — в некоторой степени загадочное, и помощь знаменитого Шерлока Холмса и его помощника доктора Ватсона была бы весьма кстати.

Разумеется, я согласился, не раздумывая. Кузен поблагодарил, предложив встретиться завтра утром у мадам Толстой.

На том и расстались.

Не скрою, Архангельское я покидал в несколько смятенном состоянии духа. Конечно, беседа с Александром Ивановичем прошла, как говорят дипломаты, когда им нечего больше сказать (цитирую деда), в теплой и дружественной обстановке. Кузен, надо отдать ему должное, не задавал вопросов, которые могли бы поставить меня в затруднительное положение. Однако, и я, со своей стороны, вынужден был вести себя аналогичным образом. В результате ряд вопросов, волновавших нас с Ватсоном, в частности, о франкоговорящем коте мадам Толстой так и остались без ответа.

Рассказ Кирилла только еще более запутал дело.

— А что же ты не спросил у кузена, что за манекен сидел у него в кабинете? — выговаривал мне Кирилл во время вышеупомянутой вечерней встречи у старого сарая. — Может, это тамплиер?

— Сам ты тамплиер, — поставил я на место Ватсона. — Это-то я как раз и спросил.

— И кто же это? — вскричал Ватсон.

— Жан-Жак Руссо, мой друг, Жан-Жак Руссо.

О Жан-Жаке Руссо Кирилл, как я и предполагал, имел весьма смутное представление.

— Французский писатель, — сказал он, когда мы встретились на следующее утро. Потом добавил:

— Возможно, бывал в Архангельском.

Поскольку у меня была возможность еще вчера вечером пообщаться с дедом, я быстренько, разумеется, без ссылок на источник, ввел Кирилла в курс дела.

— Друг Вольтера, один из составителей французской Энциклопедии, автор знаменитого сочинения "Об общественном договоре". В России никогда не бывал, потому что Екатерина II, находившаяся в переписке с Вольтером и Дидро, недолюбливала Руссо за его республиканские взгляды. К тамплиерам никакого отношения не имел.

— Жаль, — сказал Кирилл. — Это многое бы объяснило.

В душе я был согласен со своим другом: если бы манекен в кабинете Александра Ивановича действительно оказался магистром ордена тамплиеров, то сон Кирилла и мои приключения в Архангельском слились бы в единый и, не скрою, весьма щекочущий любопытство сюжет.

Но они не слились, и вскоре мне стало окончательно ясно, что простых решений в этой запутанной истории не предвидится.