Евгений Рудашевский - Город Солнца. Голос крови

– С выбритой головой, с тоннелями в ушах…

– И с татуировкой колибри на лице? – не сдержался тогда Максим.

– Именно так!

– Как необычно. Совсем никого не напоминает. И что же дальше?

– А дальше я уехал за ней в один из ашрамов. Что-то вроде Города рассвета.

– Обители надежды?

– Да. Там я и застрял. Поклоняюсь цветам и провозглашаю, что «каждый должен уподобиться цветку: стать открытым, честным, равным, щедрым, приветливым» .

– А я? – поморщилась Аня.

– А ты спасаешь непутёвого брата. Поехала вместе со мной. Теперь слушаешь, как я пою мантры, и ждёшь возможности вернуть меня в Москву.

– Ты, кажется, хотел придумать что-то правдоподобное.

– О, тут не беспокойся. Папа поверит в любую гадость про меня. Скажи, что я опять его подвёл, что угодил в очередную передрягу, и он не станет сомневаться.

Дима произнёс это с болезненной весёлостью. Будто наслаждался, представляя, как папа станет на него злиться. Ане слова брата не понравились.

– Папа сразу полетит в Индию.

– И хорошо, – кивнул Дима. – Пусть летит. Он там ничего не найдёт. Таких ашрамов сотни. Если не тысячи. Главное, что поиски уведут его подальше от всех Скоробогатовых с Затрапезными. А потом… когда всё закончится, мы скажем ему правду. И он поймёт. Оценит. Да, сейчас мы ему соврём, но это только чтобы защитить его и маму, ведь так? – Последние слова Дима произнёс с нескрываемой болью.

В письме Аня воспроизвела выдуманную братом историю, только добавила, что постарается поскорее вызволить его из секты, а сама тем временем будет изучать индийские узоры. «Неплохой материал для будущей курсовой». Попросила родителей не волноваться. «Так бывает… Нужно просто подождать». И предупредила, что ещё пару недель не сможет отвечать на звонки, – заранее извинилась, что вовремя не поздравит папу с днём рождения.

Прежде чем отправить письмо, Аня и Дима сняли со своих карточек все доступные деньги. Догадывались, что папа их заблокирует. Затем по настоянию Максима избавились от старых сим-карт, а в Перу купили новые.

Сейчас, сидя на втором этаже синего междугороднего автобуса «Крус-дель-сур», Аня с грустью вспомнила полученный от родителей ответ. Не стала показывать его Диме. Папа там наговорил много лишнего. Но в целом их задумка сработала. Папа поверил в нелепую историю про ашрам. Дима оказался прав.

За окном тянулась пыльная обочина Панамериканского шоссе. Среди серых холмов, больше похожих на мусорную свалку, открывались кирпичные скворечники трущобных поселений. Порой их сменяло яркое строение аквапарка или отдельное цветастое здание, но в остальном Аня уже час наблюдала лишь унылую ржавчину бараков. За Пуэнте Пьедра пригородные пейзажи ненадолго оживились, но и там дома стояли неоштукатуренные, лишённые крыш. Их ещё не успели толком достроить, а они уже частично обветшали и обрушились. И всё же в них жили люди – Аня видела вывешенное для просушки бельё.

Неодолимое чувство бесплодия. Выжженная земля под беспощадным солнцем. Никакой зелени. Лишь пылевая завеса и давно выцветшие рекламные плакаты инка-колы. Аня не ожидала, что Перу предстанет перед ней столь безжизненным.

Вчера, вернувшись в хостел, Максим вскрыл полученную в музее коробочку. В ней, заложенные поролоном, лежали два ключа на спиральном кольце: обычный крестообразный и ключ побольше, для сувальдного замка. Под ними нашлась плотная мелованная карточка с написанным от руки адресом одного из домов на улице Антонио Матея в городе Трухильо. Больше ничего. Ни письма, ни новых шифровок. Ни единой подсказки, как использовать переданные ключи. Впрочем, Максим не сомневался, что они откроют входную дверь дома в Трухильо, поэтому на рассвете повёл всех на вокзал и там купил билеты на ближайший автобус. Их ждал восьмичасовой переезд по иссушённому океаническому побережью.

– Думаешь, там будет Дельгадо? – спросила Аня, когда охранник на вокзале, предварительно обработав руки антисептиком, принялся изучать содержимое их сумок.

– Не знаю. – Максим качнул головой.

О вероятности встретить в Трухильо Шустова-старшего Аня и не заговаривала. Слишком уж часто Максим обманывался в ожиданиях: для начала в Ауровиле, затем в Далхуси, наконец в Хундере. Теперь, кажется, примирился с тем, что не сможет разом раскрыть все тайны отца, согласился безропотно подбирать разбросанные им крошки – одну за другой. Перестал мучить себя догадками и теориями. За последние две недели ни разу не упомянул дневник Затрапезного. Если верить Шустову-старшему, Затрапезный вёл его вплоть до того дня, когда окончательно пропал; Скоробогатов с самого начала охотился за дневником – не боялся ни крови, ни страданий других людей. А ведь первое время Максим часто гадал, что именно там написано и почему Лиза с такой настойчивостью просила его не открывать дневник, если тот вдруг попадёт к нему в руки.