Сергей Голицын - Тайна старого Радуля

Ага, вон где они! С Клязьмы доносились крики и визги, порой резкие свистки.

Он знал, что строжайшие инструкции правил купания детей беспощадны: взрослые стерегут на берегу; по сигналу свистка одновременно залезают в воду десять ребят на десять минут; отплывать за огороженное вешками пространство запрещается; взрослые смотрят во все глаза. По сигналу свистка купающиеся должны немедленно выбегать из воды и выстраиваться в ряд, взрослые их считают.

«Любопытно, а мои детки соблюдают ли беспощадные инструкции?» — спросил самого себя Георгий Николаевич. Он остановился в некотором отдалении, начал наблюдать.

Девочки в ярких купальниках сидели и стояли, ожидая очереди. Мальчики в трусах или в плавках барахтались в воде, а вместо взрослого дяди на берегу стоял в одних красных плавках черноглазый Миша.

Если кто осмеливался заплыть за установленные в воде вешки, он яростно свистел, кричал и командовал:

— Васька, куда полез? Игорь, ближе к берегу!

«Какова дисциплинка!» — поразился Георгий Николаевич. Он вспомнил, что Миша является физруком туристского отряда, и с интересом продолжал смотреть.

Тут физрук свистнул и скомандовал:

— Девочки, приготовиться!

Девочки в разноцветных купальниках, голоногие, стройные, в пестрых резиновых шапочках, тотчас же встали рядком. Георгий Николаевич поискал глазами Галю, ту, что у них ночевала, но ее не было.

Миша засвистел еще пронзительнее. Мальчики неохотно послушались и один за другим вылезли на берег.

Мальчики один за другим вылезли на берег.

— Девочки — в воду! — скомандовал физрук.

Все они с криками прыгнули в реку, забарахтались, завизжали, забрызгались.

Георгий Николаевич потихоньку приблизился к Мише.

Бдительный физрук не видел его. Он стоял нагнувшись, оттопырив верхнюю губу и не отрываясь следил за резиновыми шапочками, мелькавшими в сверкающих на солнце брызгах.

Георгий Николаевич шагнул к нему и скороговоркой проговорил:

— Послушай, я был в городе. Петру Владимировичу сделали операцию. Он скоро поправится.

Миша тут же обернулся, расширил свои и без того круглые черные глаза.

— Правда, правда?

— Ну конечно. Через неделю его выпишут.

Тут Миша засунул два пальца в рот и так свистнул, что совсем оглушил Георгия Николаевича.

— Да перестань же, Соловей-разбойник! — закричал тот и, закрыв уши ладонями, пошел от ребят вдоль берега.

Разноцветные девочки выскочили из воды, окружили Мишу; к ним присоединились мальчики. И Миша, размахивая голыми руками, начал рассказывать.

Все запрыгали, радостно закричали и тут же помчались догонять Георгия Николаевича.

И он снова рассказал уже подробнее, как ездил в город узнавать о здоровье Петра Владимировича.

Конечно, все пожелали идти на свидание с любимым воспитателем, идти сегодня же после обеда. Нет, долго дожидаться. Идти теперь же, немедленно! Так им хотелось его видеть.

— Ребята, должен вас огорчить, — сказал Георгий Николаевич.

И он объяснил, что в городских больницах из-за гриппа сейчас карантин, значит, свидания категорически запрещены. И никакую передачу для больного, только что перенесшего операцию, конечно, не примут.

Словом, он сумел доказать ребятам, что идти в город в течение ближайших трех дней не было никакого смысла.

У всех потускнели и вытянулись лица.

— У-у-у, выдумают всякое!.. Вот еще какие порядки!.. Безобразие! — ворчали и негодовали многие.

Тут длиннолицая Галя, командирша отряда, выступила вперед и сказала:

— Спокойствие! Спокойствие! Через пять минут созывается заседание штаба похода.

И тотчас же все подтянулись, присмирели, сдерживая чувства.

Галя повернулась к Георгию Николаевичу.

— Благодарим вас за вашу заботу о нашем любимом начальнике похода, — произнесла она.

Георгий Николаевич понял, что выслушал сейчас очень вежливый намек: дескать, спасибо вам за ваше внимание, но теперь вы свободны, на заседание штаба вас не приглашаем.

А собственно говоря, зачем ему сейчас оставаться на какое-то заседание штаба? Дисциплина у них, как выразился Миша, — во! В этом он успел убедиться дважды: как блестяще мальчик проводил купание и как быстро Галя-командирша затушила ребячий ропот. С утра Георгий Николаевич вместо творческой работы ездил в город — надо же теперь наверстать потерянные часы. Вот почему сейчас его больше всего тянуло в любимую светелочку.