Валентин Башмаков - За Синь-хребтом, в медвежьем царстве, или Приключения Петьки Луковкина в Уссурийской тайге

Перед Маргаритой Ивановной на ступеньках лежали женьшеневые листья. Она измеряла их обыкновенной сантиметровой лентой, а потом расправляла на бумаге и обводила карандашом.

— Зачем вы это делаете? — спросил Петька. — На память?

— Вот именно, — кивнула Маргарита Ивановна. — Надо узнать, где растениям живется лучше — здесь или там, где их выращивали раньше. Если сравнивать рисунки со старыми, которые у меня есть, все будет видно как на ладони.

— А правда, что женьшень вылечивает человека от всяких болезней?

— Да как тебе сказать? Чтобы от всяких — это, конечно, чепуха. Но корешок все-таки замечательный. Лекарства из него поднимают силы человека и хорошо помогают тем, кому сделали операцию…

Закончив работу с листьями, Маргарита Ивановна пошла по плантации. Мальчишки двинулись следом. И, конечно, опять начались расспросы. Щиты над грядками были положены, оказывается, потому, что женьшень не любит солнечного света. Удобрялись растения на плантации, как ни странно, не навозом и не химическими веществами, а черной сажей да соевыми жмыхами — теми самыми жмыхами, которыми кормят свиней и коров!

— Есть у нас и настоящая лаборатория, — сказала Маргарита Ивановна. — Вот там, в домике…

Когда возвращались к избушке, Петька уже совсем собрался задать решающий вопрос. Но тут, как нарочно, Маргариту Ивановну окликнули рабочие, и она ушла к ним.

«Эх, дурак, дурак! — обругал себя Петька. — Дособирался…»

Оставшись одни, мальчишки вспомнили об экскурсии и отправились к серебряной скале.

Скала и в самом деле была удивительная — вся из какою-то серебристо-серого и очень тяжелого камня. На крутых боках ее не росли ни деревья, ни кусты, ни даже трава. Светлели только пятка голубого лишайника.

Коля с Ляном набили образцами все карманы. Петька взял камень тоже. Но на этот раз находка его не радовала. Он все думал, что так и не попросил у Маргариты Ивановны корешок.

В сумерки, закончив дела, все сидели у сложенной за домом печурки.

Вечер выдался тихий и прохладный. Высоко-высоко в небе сияли звезды. Дремал, погружаясь во тьму, лес, тянуло сыростью. Лян и Коля совали в печку поленья и орудовали кочергой. Лица их, когда открывалась дверца, отливали бронзой, и огромные плечистые тени плясали по всей поляне и, казалось, упирались головами в поднебесье. Маргарита Ивановна была почти не видна. Позвякивая посудой у маленького стола, она готовила ужин и негромко, как бы для себя самой, вспоминала о прошлом.

Петька, лежа на теплом шершавом стволе сваленной пихты, с удовольствием вдыхал запах жареного лука и смолистой хвои, жмурился и, вопреки обыкновению, не донимал никого ни вопросами, ни замечаниями. Только после того как рассказ был окончен, он пошевелился и негромко спросил:

— Маргарита Ивановна! А вы мне корешок не дадите? А?

Маргарита Ивановна перестала греметь посудой.

— Корешок? А зачем он тебе? — в вопросе было удивление.

Петька рассказал о болезни матери, об операции.

— Да-а, — задумчиво произнесли Маргарита Ивановна. — Если была операция, то женьшень, пожалуй, понадобится… Только дать тебе корень, Петя, я не могу. Плантация-то ведь не моя, а совхозная. Да и незачем вам возиться с корнями, — засохнут они. Договоримся лучше так: если доктор скажет, что женьшень маме полезен, я пришлю не корешок, а уже готовое лекарство. Купить его пока трудновато, но я достану…

Вот как здорово! Утром ты считал себя самым несчастным человеком, готов бил обозлятся на весь мир, а наступил вечер и сразу выяснилось, что день-то прошел лучше не надо. Еще бы! Вволю накататься на вертолете, побывать у лесорубов и возле серебряной скалы, а потом добыть еще и драгоценное лекарство для матери — разве это не настоящая удача?

Счастливый, Петька поблагодарил Маргариту Ивановну и вприпрыжку помчался к избушке за хлебом и табуретками.

Как ни хмурился дядя Егор, как ни старался побыстрее отправить Петьку с Колей домой, это ему не удалось. Прямой дороги из Абрамовки в Кедровку, как и из леспромхоза, не было. А везти беглецов к себе и отправлять домой по железной дороге командир экипажа не хотел.

— Очень уж дальний крюк, — объяснил он Васе. — Да и опасно вывозить дружков на бойкое место: затеряются вовсе.

— Это как пить дать, — согласился штурман. — Отвезем к удэгейцам и баста. Оттуда бежать ведь некуда. А будем возвращаться — прихватим с собой.