Валентин Башмаков - За Синь-хребтом, в медвежьем царстве, или Приключения Петьки Луковкина в Уссурийской тайге

— Вот и хорошо. Наберу в ведро глины да и залеплю все дупло. Пускай выгрызаются.

Расправившись с шершнями, он явился к друзьям и потребовал, чтобы ему разрешили вернуться в звено. Уж после такого-то подвига, рассуждал он, никакого отказа быть не может.

Но ребята встретили его насмешками.

— А Витюнькину соску сосал? — спросил Петька.

— А Андрюшкину характеристику принес? — хихикнула Простокваша.

Лопоухий надеялся на поддержку Юрки с Алешкой, но они промолчали. Нюрка же только хмыкнула и отвернулась. Такое равнодушие до того поразило Митьку, что он, не сдержавшись, всхлипнул, схватил хворостину и чуть не бегом погнал Белянку домой.

— Да ты что? Ополоумел? — неласково встретила мальчишку тетка Настасья. — Погляди, на что корова похожа — мокрая, будто на ней пахали.

— Ну и пускай! — буркнул Митька. — Больше я пасти ее не буду. Уезжаю к родителям.

Тетка покачала головой, но не удивилась.

— Видать, опять накуролесил в отряде… Ну и поезжай себе…

Так Митька опять оказался в Кедровке. Думалось, что тут-то уж от скуки не пропадешь: кругом люди, работа, всякие развлечения. А на поверку получалась ерунда. Мать почти сразу нашла сыну кучу дел — заставила чистить свинушник, лущить фасоль, таскать с огорода овощи. Отец смотрел хмуро, а на душе по-прежнему скребли кошки.

Переворачивая лопатой навоз или собирая на грядках колючие, будто литые, огурцы, Митька, сам того не желая, представлял, как ребята собирают в тайге ягоды. За обедом прикидывал, какое блюдо могли приготовить на пасеке на первое и второе, какой подали десерт.

Всякие мысли про отрядные дела лезли в голову и во время рыбалки, на которую Митька убегал, чтобы увильнуть от домашней работы. В первый же раз, как только он оказался на речке, на удочку стали попадаться самые мелкие гольяны и пескари. Многие рыбки были не больше мизинца. Митька терпеливо снимал их с крючка, пускал в воду, но скоро не выдержал, разозлился и, швырнув в речку и червей, и рыбу, выругался:

— Барахло! В Ляновом заездке разве такие?

Приунывший и похудевший мальчишка стал подумывать, не махнуть ли для развлечения в Мартьяновку. И, наверно, махнул бы, да, к счастью, помешало непредвиденное событие.

Утром, после завтрака, белобрысый сидел с Колюнькой на крылечке и лущил фасоль. Пересохшие на солнце стручья лопались от одного прикосновения. Белые, зеленые и красные в крапинку зерна разлетались в стороны, со звоном бились о стенки железной ванны и падали вниз. Колюнька ловил их, смеялся, пробовал что-то рассказывать. Но Митька не слушал. Внимание целиком было приковано к доносившемуся шуму мотора. «Откуда идет машина? Не удастся ли устроиться в кузове? — прикидывал мальчишка. — А почему звук такой странный? Будто стрекочет косилка или машинка для стрижки волос».

Ответ пришел сразу и неожиданно. Машина явилась не из Мартьяновки и не из Березовки, а откуда-то из-за дальней сопки. И не по земле, а по воздуху. Перелетев через речку, она снизилась, проплыла над высокими ветлами, сделала круг и начала опускаться у Поросячьего ручья. Свиньи и утки, нежившиеся на лужайке, опрометью бросились прочь. Задрав хвосты, помчались по улице бычки и телки, завыли и залаяли во дворах собаки.

— Вертолет! Ура Советской Армии! — заорал Митька и, забыв про брата и фасоль, со всех ног бросился за ворота.

Думал, что из машины выйдут солдаты, выгрузят пушку и начнется учение со стрельбой. Но вертолет оказался гражданским. Когда Митька подбежал, две женщины выносили из него и складывали на земле свернутые в тючки палатки, спальные мешки, рогожи и еще что-то. Им помогали пожилой летчик и молодой парень.

Пассажирки Митьку не заинтересовали. Он прилип к вертолету и околачивался возле него, пока пилоты не задраили дверь.

Только проводив железную стрекозу, мальчишка, наконец, обратил внимание на приехавших. Женщин было две: пожилая, полная в пестром платочке и совсем молодая, курносая — в синих шерстяных брюках со штрипками и в соломенной шляпе. Младшая, со штрипками, сложив вещи в кучу, уже сидела на какой-то корзине и перелистывала толстую книгу, а пожилая, отойдя в сторону, разговаривала с кузнецом, дедом Савелием.

— Митька!.. Эй ты, слышишь?! — крикнул дед. — Ну-ка, проводи гражданочку к своему батьке.

Показываться на глаза отцу белобрысому не хотелось. Кто знает, как отнесется родитель к тому, что ты бросил брата и работу? Но, поразмыслив, он все-таки решился.