Валерий Кагач - Как я перестал плакать

С тех пор я внутренне всегда был уверен, что СОЛДАТЫ – ЭТО ГЛАВНЫЕ ДРУЗЬЯ ДЕТЕЙ в любой ситуации. И ни разу не ошибся.

Но самым главным и интересным аттракционом гарнизона была мойка, где бравые советские бойцы, весело бранясь, мыли огромные военные грузовики, чтобы не позорить Советскую Армию грязными машинами, если им приходилось выезжать за территорию гарнизона в мирный чудесный город Сехешфехервар. Когда этот город и столицу Венгрии Будапешт освобождали от фашистов, погибло очень много наших бойцов. Даже стихи про это были очень грустные:

Теперь тут стоял наш военный гарнизон, чтобы никто больше не мог неожиданно напасть на нашу страну.

Грузовики на мойке стояли над огромной ямой, почти доверху заполненной грязной водой, стекавшей с колёс высотой с два моих роста. Мне нравилось смотреть, как замызганные глиной на полигоне здоровенные трёхосные тягачи начинали блестеть. В этом процессе очищения было что-то заколдовывавшее меня. Толстые струи воды безжалостно сбивали глину, и на моих глазах появлялась буквально новая машина.

Мама моя страшно переживала из-за того, что я могу свалиться в яму и солдаты даже не заметят за колёсами маленького сына лейтенанта, тонущего в грязной воде, и запрещала мне ходить на мойку. Я, конечно, обещал никуда не уходить из песочницы, но бороться с притяжением мойки не мог и пропадал там часами. Солдаты вообще не обращали на меня внимания, только изредка отгоняли, когда чистый, сверкающий на солнце грузовик выезжал, а на его место заезжал грязный от колёс до верха, вернувшийся с полигона, где военные водители учились преодолевать препятствия и недовольство командиров. Солдаты много и громко шутили, в основном матом, смысла шуток я не понимал, но мне тоже было весело, потому что все смеялись, а я от рождения, как положено одесситу, человек весёлый. Говорить я уже умел, новые слова легко пополняли мой лексикон, приятно расширяя словарный запас маленького человека, познающего мир. Уж точно помню, что специально плохим словам солдаты меня не учили, им было не до меня.

Как-то раз я задержался с прогулки, и мама спросила:

– Признайся, Валесик, ты снова ходил на мойку?

– Да, маманька, я теперь знаю новую садатскую команду!

– Да? И какую же?!

Ну тут я как загнул плохими словами… Точно не помню что, но что-то очень крепкое, судя по выпавшему полотенцу из маминых рук.

– Что ты, Валесик! Так только плохие дяди-солдаты говорят, хорошие так не говорят!

– Нет, маманька, так ВСЕ дяди садаты говорят, они очень весёлые!

Тут матушке пришлось очень долго систематизировать мой лексикон, слава Богу, она педагог и надолго, аж до института, заложила мне иммунитет к сквернословию. А ОТЕЦ МОЙ НИКОГДА, НИКОГДА НЕ РУГАЛСЯ МАТОМ, даже когда иностранная полиция привозила пьяных советских солдат из самоволки… И до восемнадцати лет я был уверен, что прекрасный пол даже не знает таких ужасных слов, а только мужчины, в суровых условиях армии, могут позволить себе усилить передачу своего отношения к военной технике, врагу или тяготам и лишениям походной жизни. Теперь я очень рад, что мои дети, в отличие от меня, не позволяют себя сквернословить, несмотря на все усилия одноклассников и Интернета.

Драться я никогда не любил. Это, наверное, приемлемо в школе. Так сказать, молодые самцы в агрессивной игре готовятся к взрослой жизни. Статистикой Второй Мировой войны доказано, что лучшими солдатами (но не офицерами) были отстающие ученики, особенно имеющие приводы в полицию. То есть драка в школе – это начальная военная подготовка. Но я это не любил, не понимал, родителями и бабушкой с дедушкой оберегался, кулаками махать мне было не нужно.

Но в Одессе мы жили не в гарнизоне, а в обычной пятиэтажке, тыльной стороной через палисадники смотрящей на торец семейного общежития, где жили очень разные люди. В нашем доме в основном жили семьи моряков загранплавания (это значит, что они во время плавания заходили в самые разные порты самых разных стран и могли купить такие вещи и игрушки, которых не было в наших магазинах) и военных, а в общежитии – рабочих близлежащих заводов, выходцев из села, приехавших на работу в город. «Общежиторские» детишки пользовались дурной славой. Бабушка хорошо в таких разбиралась, так как в молодости работала воспитателем в колонии для беспризорников (это дети, которые остались без родителей из-за войн, которые у нас с небольшими перерывами шли лет тридцать). Она не разрешала ходить к гаражам, за которыми была база общежиторских. С задней стороны гаражи подпирал забор огромной воинской части, через который часто перелезали солдаты без разрешений командиров на свидания с любимыми девушками.