Струан Мюррей - Дети прилива

– Что она вытворяет? – воскликнула женщина.

Элли пошла по крыше, вытянув для равновесия руки в стороны, словно канатоходец. Глаза кита были закрыты, веки испещрены морщинами и складками, как у старика. Девочка встала на колени и осторожно провела рукой по китовому боку. Шершавая кожа была усажена белыми балянусами [2] Балянусы, или морские жёлуди – усоногие рачки, чья известковая раковина напоминает жёлудь. и изрезана перекрещивающимися шрамами.

– Что здесь происходит? – раздался голос сверху. Элли подняла глаза и увидела, как через толпу проталкивается парень из городской стражи, долговязый и лопоухий, в чёрном плаще поверх тёмно-синего кителя.

– Там на крыше кит, – сказала какая-то женщина.

– И вон к нему девчонка спустилась, – добавила другая.

– Что? – воскликнул стражник, и тут он посмотрел вниз и увидел на крыше Элли. – Что… что она делает? – Он хлопнул себя ладонями по голове. – Осторожно, мисс! Этот кит вас слопает!

– Киты не едят людей, – со вздохом сказала Элли, но никто её не услышал. Все наперебой силились перекричать друг друга.

Массивное китовое тело под её рукой поднялось и опало, как будто в судорожном вздохе.

Он ещё жив!

Элли огляделась по сторонам, гадая, не удастся ли столкнуть кита обратно в воду. Корабль, пожалуй, мог бы стащить его с крыши, но только с наступлением прилива, а до него ещё несколько часов.

– Прости, – шепнула она. – Увы, я ничем не могу тебе помочь.

Но едва она заговорила, ей почудилось, будто из китового нутра доносится слабый звук. Толпа гомонила так, что невозможно было сказать наверняка.

– Отойди от него! – орал стражник, хотя сам спуститься вниз боялся.

– Думаю, тебе нужно её оттащить.

– Эй, кто-нибудь, позовите Инквизицию!

– Пожалуйста, я пытаюсь слушать, – сказала Элли.

– Проповедник говорил, что киты дышат пламенем.

– Пожалуйста! – завопила Элли, но никто не обратил на её слова никакого внимания. Она вытащила из кармана какое-то устройство размером с монетку, завёрнутое в пожелтевшую бумагу. Резким движением кисти она шваркнула его об мол. Раздался треск, грянула вспышка, и дебош отчаянно голосящих чаек разлетелся. Толпа отшатнулась, прикрывая глаза руками и смолкнув в ошеломлении.

Элли воздела руку.

– Слушайте, – сказала она.

И все прислушались.

И в тишине они услышали накатывающий звук.

Это был кит.

Кит пел.

Звук вздымался и опадал монотонными и мелодичными раскатами, резонирующими из самого нутра животного. Элли доводилось слышать, как поют киты, но только не над водой. Она полагала, что это какой-то элемент брачных игр, но вот перед ней лежал умирающий кит и пел, невозможно даже представить кому.

Все слушали с благоговением, минута за долгой минутой.

А затем кит открыл один глаз.

– Невероятно, – прошептала Элли. Глаз был тёмно-синий, как холодное море. Он смотрел прямо на неё – в этом девочка могла поклясться, – и она забыла обо всём, кроме его взгляда и этой песни. В эти несколько дивных мгновений глубокая нутряная боль будто бы отпустила её.

Песня делалась всё тише, словно уплывая за горизонт. Глаз закрылся. Хвост перестал шевелиться.

И всё смолкло, даже море.

– Я принесла! – торжествующе провозгласила Анна, прокладывая себе дорогу к молу, подняв высоко над головой фленшерную лопату. Народ повернулся и уставился на неё. – А что такого? – спросила она, протянув лопату Элли черенком вперёд.

– Что ты хочешь сделать? – выкрикнул стражник.

Элли указала на брюхо кита.

– Мне придётся взрезать его ближе к хвосту. Таким образом газы не будут накапливаться внутри туши.

Элли упёрла лезвие в одну из борозд, продольно пересекавших белое брюхо кита, и нажала. Кожа была крепкая и толстая, и скоро от усилия у неё выступил пот. Наконец лопата взрезала кожу, и Элли едва удержалась на ногах, когда лезвие погрузилось в мягкие внутренние органы. Зловонный запах поднимался из раны, и Элли задержала дыхание. Она провела фленшерной лопатой вверх и вниз, взрезая бок животного. Плоть разошлась, из отверстия вывалились пурпурные кишки.

– Ого, только погляди, сколько кровищи, – вскрикнула Анна. – Можно и мне попробовать?

– Пахнет ужасно, – сказала Элли. – Но если ты хочешь. Только…

Она осеклась.

– Анна, что такое? – спросила она.

Лицо Анны исказилось, глаза недоверчиво вытаращились.

– Спаси и помилуй, – пробормотал стражник, зажав рукой рот.

По толпе пробежал растерянный шёпот. Одна пожилая дама закричала. По неведомой причине Элли почувствовала, что не в силах шевельнуться.