Леопольд Суходольчан - Спрятанный дневник

Думаешь, одна мама так говорит? Другие тоже твердят, что я день ото дня становлюсь всё большим растяпой и потому у меня всё из рук валится. И прозвище «Растяпа» пристало ко мне на веки вечные. Я не обижаюсь. И на тебя не обижусь, если ты тоже будешь меня так звать. Ведь, по правде говоря, я такой и есть.

Когда приедешь? Конечно, когда кончится учебный год. Учиться осталось ровно неделю. Оценки у меня неважные. Если заметишь, что в письме не хватает какой-нибудь запятой или точки, то немедленно сообщи, я вышлю заказным! Правда, колов не будет, потому что тогда мне пришлось бы искать другой дом. Отец так прямо и сказал, а мне ни к чему менять дом сейчас, когда каникулы на носу. Однако как ни крути, а в школе у меня всё идёт кувырком. Просто напасть какая-то! Учителя так и стараются спросить меня именно то, что я не выучил. Даже ночью нет мне покоя от этих уроков. Только на тебя надежда! Ты ведь друг мне, правда? Но если из-за этого не захочешь со мной водиться, то мне волей-неволей придётся учить всё подряд.

Может, письмо покажется тебе скучным и ты. не станешь читать его до конца. Так что на всякий случай прощаюсь с тобой сейчас.

Если же будешь читать дальше, то охотно расскажу тебе, что летом мы будем кататься на плотах по на-

шему Бобровому озеру, которое всякие там завистнику зовут Грязной лужей. Прошлым летом тут и впрямь была обыкновенная лужа, но весной мы перекрестили её в Бобровое озеро… Катаемся мы по нему на пиратском корабле. Ты просто не представляешь себе, как это здорово! Я уже четыре раза падал за борт. Три раза сушился на солнце, а в четвёртый было так пасмурно - ёлки-палки! - что из-за этих самых туч отец дал мне хорошую нахлобучку. Но с тобой ничего такого не случится, ты же не Петер Растяпа! Вот увидишь, мы соорудим плот, какой ещё никогда не ходил по Бобровому озеру, такой же роскошный, как эта клякса.

А у Рушки появилась премиленькая косуля. Позавчера её нашёл в лесу её отец (он лесник). Косуля ещё совсем крохотная. Рушка не расстаётся с ней. Я бы тоже не расставался - такая она чудесная; сам увидишь, когда приедешь.

Может, ты дочитал до конца. Не сердись, что я так разболтался, ведь теперь я опоздаю в школу и учитель отчитает меня перед всем классом. Так вот я и живу. Хотел сделать тебе приятное. Обо мне не беспокойся, выкручусь как-нибудь. Было б гораздо хуже, если б я не писал тебе ничего нового. Хотя у вас горе и, может быть, тебе сейчас не до глупых писем Петера Растяпы.

Ещё раз до свидания.

Твой Петер Растяпа.

Сообщи, когда приедешь. Жду тебя.

Мирт поднял глаза, сложил письмо и сунул его в конверт. Никогда не признается он Петеру, что трижды прочёл его письмо. Куда больше, чем содержание, согревала его мысль о том, что кто-то хочет быть его товарищем, и этот «кто-то» жил в Поляне, куда он едет, чтоб разгадать тайну отца. Ему казалось, что отец жив, что он всё ещё в больнице и с нетерпением ждёт, когда Мирт найдёт его драгоценный дневник и они смогут вместе прочесть его.

Мама вышла из административного корпуса. Вся в чёрном, она на минуту остановилась на верхней ступеньке; за её спиной сверкала на солнце большая стеклянная дверь. Мирт встал.

- Ну, пойдём,- сказала она, подходя к нему.

Мирт понял, что сейчас их с мамой переполняют одни и те же чувства - они как бы прощались с чем-то большим, незабываемым. За ними невидимой тенью шёл отец.

- Как только начнутся каникулы, мы можем ехать,- сказала мама, когда они вышли на улицу.

- Ещё десять дней,- вслух подумал Мирт. И продолжил про себя: «Ещё десять дней, отец, и тогда я возьмусь за наше общее дело, как мы решили при последнем свидании…»

Когда нагруженный вещами грузовик выехал из города и покатил по широкому шоссе, Мирт почувствовал, что его тайный план уже начал осуществляться. Он и мама сидели в кабине рядом с шофёром. Молчали. Оба думали о Любляне - городе, где родился Мирт и где матери в своё время пришлось скрываться от фашистов. Мирт вспоминал, как к нему пришли прощаться «герои смерти» и «хозяева аллеи», все вместе, словно с незапамятных времён были закадычными друзьями. Полтора Мартина, прощаясь, рыл носком башмака землю, Улитка уронил украдкой крупную слезу. Были забыты все обиды. В памяти осталось одно хорошее, и даже великое испытание на железнодорожном мосту теперь казалось прекрасным, незабываемым событием.