Эдуард Салениек - Белочка Майга

Бабушка сказала недавно:

— Кто в том году мог предвидеть, что мадам сама станет копаться на своём огороде? Говорят, пыхтит от злости, как бочка с недобродившим пивом. Ничего, ничего, пусть узнает барынька, как хлеб родит!

Если смотреть с берегов Дабриты, то домик Мелнисов похож на спичечную коробку. Стоит он на холме — шагай себе в босоножках без всякой опаски хоть ранней весной, хоть поздней осенью. А вот на лошади к домику редко кто поднимается. У кого дела, останавливается внизу, у кузницы. И всё же тропинка от домика до кузницы ох и утоптана: одна Белочка сколько раз за день пронесётся здесь вприпрыжку вниз-вверх, вниз-вверх.

Кроме домика, стоит на холме низенький хлевок для коровы и поросёнка — остался от прежнего кузнеца, Мелнисы коровой не обзавелись, — ещё навес для дров и сарайчик. Вот и весь «дворец» Мелнисов, за который до прошлого лета Белочкин отец вытрясал в кулацкий кошелёк свои с трудом заработанные деньги.

Теперь бабушка рада:

— Ешь, Белочка, ешь! Раньше бы мне ни за что не сварить такого вкусного супа. Весь навар у нас снимал этот чёртов Чадур.

А кузнец Петер Мелнис, первый силач в Сиполайне, посмеивается:

— Ну, старая батрачка, посмотришь ещё, как блестят зеркальные окна в самом шикарном санатории! А ты, Белочка, ты, бедняцкая девочка в латанном-перелатанном платьице, в любую школу пойдёшь, какую только захочешь, на выбор!..

Солнце уже скользнуло за кладбищенскую рощицу. Все Мелнисы дома, точнее, на дворике. Мамуся, положив на треножник пустую почтовую сумку, доедает запоздалый полдник. Папа только что вернулся из кузницы и плещется в тазу, пригоршнями поливая шею и уши. Бабушка, покачиваясь на табуретке, рубит щавель на завтра. А Белочка с любопытством следит за тенью от трубы. Забавно! Перебралась тень через сарайчик и лежит на кустарнике, как тёмная дорожка.

Вдруг девочка удивлённо подняла голову: из-за тёмной дорожки вынырнула пожилая женщина. Лицо худощавое, с длинным подбородком. А нос плоский, широкий, глаза узкие, брови густые. Это До́ра, батрачка Чадуров. Бабушка называет её последней батрачкой в Латвии.

— Ну, что вы, тётя Дора! — Белочка хлопнула себя по ободранным, в царапинах и ссадинах, коленкам. — Почему вы не идёте по дороге, как все люди? В кустах и кости острые попадаются, и битое стекло…

— Спасибо тебе, доченька, за добрый совет, но иначе у меня никак не получается. Лучше уж ногу проколоть, чем… э-э…

Не успела Дора окончить, как бабушка сразу:

— Очень красиво, Дор-Дорочка, красться по кустам, так красиво… Вроде ищейки.

Дора морщится:

— Я не потому, мне вынюхивать нечего… Просто не хочу, чтобы видели… э-э… Вот я и сторонкой, сторонкой.

Слово вставила мамуся, Ми́лда Мелнис.

— Тётя Дора, да кого же тебе бояться теперь? — Она выделила слово «теперь»…

— Ах, Дор-Дорочка… — Бабуся недовольно пыхтела. — Ты могла бояться мадам в прошлом году, в позапрошлом… А сейчас… Фу! Вот уж этого я от тебя, чес-слово, не ожидала!

— Да кто её боится… по-настоящему? — Бабушкино «чес-слово», видать, неприятно задело Дору. — Но повстречаешь змею… э-э… даже ежели у тебя в руках дубина, а змея на кочке извивается, шипит и стреляет жалом — страшно не страшно, а всё равно тошнит. Вот так и с Чадурихой. Как начнёт сверлить своими рачьими глазками… С гадюкой проще: бей дубиной — и аминь. А с хозяйкой… Вас, Мелнисов, она не любит, ох не любит! Так всех и втоптала бы в грязь.

— Ничего, тётя Дора, не втопчет. Вот пойдут скоро в Латвии колхозы расти, смоют кулаков, как вешние воды мусор…

Кузнец зачерпнул воды, чтобы ополоснуть плечи. А бабушка задумалась, не почувствовала даже, что её больно кусает комар.

— Чем же это Мелнисы снова перед ней провинились?

Тётя Дора смешно надулась, изображая важную Чадуриху:

— Э-э… «Вот кузнец ограбил хозяина, забрал кузницу — так чего ему больше? Сиди спокойно в своей берлоге, нанимай подручных, живи как хозяин-барин. Обзаводись хозяйством, коровами, свиньями… Так нет, и не думает уходить из голоштанной банды! В коммунисты записался. Ну ладно, называйся коммунистом, если охота, но зачем совать нос в чужие дела? Какое ему дело до того, как в других усадьбах батраки живут?»