Владимир Алеников: Петров и Васечкин в Африке. Приключения продолжаются

– Шикос будет, – повторил папа. – Ну, что тут непонятного, Саша?!

– Папа, читай! – отчаянно воскликнула Маша.

– Хорошо. Слушайте дальше.

Короче, Маша, ты там, типа, подумай и намекни, что к чему. Я, типа, бы хотел ответ по-бырому. Твой Васян Петров.

Папа отложил письмо и медленно снял очки. Повисла какая-то нехорошая пауза.

– По-бырому? – наконец прервала молчание мама. – Это как?

– Да, действительно, очень необычный мальчик этот ваш Васян Петров, – задумчиво сказал папа. – Удивительно, раньше я ничего подобного в нём не замечал. Мальчик как мальчик, разговаривал, по-моему, вполне нормально. Что же с ним произошло, интересно?

Мама тем временем взяла в руки злополучное письмо, пробежала его глазами.

– Он всех построит? – поразилась она. – Где? Зачем? Васечкин – зачётный чел ? Это что значит? Всё будет шикос ?

– Что он хотел сказать, Маша? – спросил папа. – Я постоянно, как ты знаешь, работаю с русским языком, но тут чего-то, честно говоря, не понял. А ты?

– Я тоже совсем не всё поняла, папа, – развела руками Маша. – Но я, кажется, догадываюсь, о чём тут речь.

Утром Петров шёл в школу. Тревожное чувство по-прежнему не покидало его. Он, конечно, доверял своему лучшему другу, но тем не менее, поди знай, как Маша отнесётся к письму. А вдруг она не поверит, что это он сам написал?! Или ей что-то не понравится… Васечкин, конечно, постарался, но всё же мало ли что…

В разгар этих раздумий и раздался за его спиной Машин голос:

– Вася! Петров!

Петров остановился. Маша его догнала, они пошли рядом.

– Привет, Маша, – осторожно сказал Петров.

– Привет! – ответила Маша. – Я прочла твоё письмо. Почти ничего не поняла. Ты что, не можешь нормальным языком разговаривать? Обыкновенно. По-русски.

– Могу, – покраснев, пробормотал Петров.

– Так в чём тогда дело? – удивилась Маша. – Чего ты хотел сказать-то?

– Ну… – начал было Петров и тут же осёкся.

– Что «ну»? – нетерпеливо спросила Маша.

Петров внезапно решился.

– Просто ты мне очень нравишься, – выпалил он. – Вот.

– Понятно, – повела плечиком Маша. – Так бы и написал. Ты мне тоже нравишься.

– Правда? – просиял Петров.

– Ну, конечно! А чего тут такого?

– Да ничего! – ответил сияющий Петров. – Ты права. Ничего такого.

Так, сияя, Петров и пришёл в класс. Через минуту рядом с ним уселся Васечкин.

– Ну чего? – спросил он первым делом. – Сработало? Давай колись! Я же вижу, как она теперь на тебя смотрит.

– Что ты там накалякал?! – набросился на него Петров. – Чуть всё не испортил. Эх ты, Сирано де Бержерак! Она ничего не поняла.

– Чего ты разорался-то? – защищался Васечкин… – Я ж как лучше хотел. И потом, ты ж читал письмо! Чего ты молчал, если тебе не понравилось?

– Потому что я тебе поверил, что ты знаешь, что делаешь!

– Никто тебя верить не заставлял! Взял бы и сам написал.

– Вот и напишу. Тебя не попрошу!

– Ну и пиши, писатель!

– Не хуже тебя!

– Это мы ещё посмотрим!

– И смотреть нечего. Всё и так видно.

– И что тебе видно, интересно?

– То, что надо, то и видно!

– Ну, скажи!

– Не скажу!

– Боишься?

– Ещё не хватало бояться!

– Ну тогда скажи!

– Просто не хочу!

– Испугался?

– Сам испугался!

Они препирались таким образом весь урок географии. Эмма Марковна даже замечание им сделала. А после звонка на перемену Петров первый протянул другу руку.

– Ладно, – сказал он. – Мир!

Друзья зацепились мизинцами и хором произнесли:

– Мирись, мирись, больше не дерись!

После чего разняли руки, и на этом инцидент был исчерпан.

Так у них повелось с первого класса, и с тех пор они свято соблюдали эту детскую традицию примирения.

На большой перемене Маша, как ни в чём не бывало, опять о чём-то весело беседовала с Людой Яблочкиной.

Петров, пребывавший в изумительном настроении, повернулся к Васечкину, чтобы поделиться с ним интереснейшим наблюдением о том, как Маше идёт эта её новая причёска – конский хвост – намного больше, чем косички, и вдруг с удивлением увидел, что его друг смотрит куда-то застывшим, затуманенным взглядом. Петров проследил, куда вёл этот хорошо знакомый ему взгляд. Там, куда смотрел Васечкин, не было никого, кроме Маши и Люды.