Герман Коробейников - Пещера Рыжего монаха

На крыльце в сопровождении давешнего инока показалась высокая фигура монаха в клобуке, с нагрудным крестом.

«Ого! — подумал паломник. — Такому пристало бы больше гвардейский мундир носить».

Лицо у казначея — бледное, с правильными чертами, в обрамлении черной бороды — было бы красивым, если бы не неподвижные мутные глаза.

С высоты крыльца казначей оглядел посетителя.

— Спаси тебя бог… Что надобно? — без всякой приветливости спросил он.

— Хотел бы лепту внести во славу божью, а если позволите, то и пожить в обители, дабы отрешиться от мирского безобразия и обрести мир душе. Благословите, святой отец.

Казначей сошел с крыльца. Едва он приблизился, прибывший вполголоса произнес:

— «Горе смеющимся».

В глазах казначея мелькнуло что-то живое.

— Спаси тебя господь и пресвятая богородица! Спасибо за даяние, зачтется во спасение души! — Он перекрестил паломника и тихо добавил: — «Блаженны плачущие». — Вслед за этим он обернулся к иноку, стоявшему на крыльце:

— Брат Акиндин, вызови гостиника.

Монах скрылся.

— Ваше благородие, господин полковник, — возбужденно заговорил казначей. Но тот прервал его:

— Забудьте об этом, святой отец, для всех я — екатеринославский мещанин Алексей Михайлович Нежинцев, так и в документах у меня значится.

— Виноват, Алексей Михайлович. Давно вас ждем. Да будет благословен господь, подвигнувший вас пуститься в столь рискованный путь. Здесь вы в безопасности. Комната готова, гостиник вас проводит, на него можете положиться — наш человек. Я немного погодя зайду узнать, как устроились…

Комната мало походила на монастырское помещение: деревянная кровать, ковер на полу, дорогая люстра — все как в первоклассной гостинице. Лишь аналой в углу да две-три иконы над ним напоминали, что полковник находится в святой обители.

Монах-гостиник повел рукой:

— Располагайтесь! Если что понадобится, вызывайте звонком. — С этими словами он попятился и вышел.

Нежинцев прошел к окну. Оно было затенено подступавшими к зданию кипарисами. За ними пролегала дорога, еще дальше раскинулось монастырское кладбище.

«Невеселое соседство, — подумал Нежинцев. — А впрочем, хорошо — безлюдно, тихо».

Он глянул из окна вниз. Высоковато, но в случае необходимости прыгнуть можно.

Итак, он здесь. Что сулит ему завтрашний день? Но что бы ни случилось, все лучше, чем сидеть в том пекле, откуда он вырвался и где изнывал до вчерашнего дня от нудной штабной работы. Мысли его перенеслись за море, в Турцию.

За день до отплытия его вызвал Врангель.

Когда Нежинцев вошел в кабинет, командующий стоял у окна. За окном расстилался унылый галиполийский ландшафт с пыльным плацем, где маршировали отупевшие от зноя солдаты. Врангель был приветлив.

— Присаживайтесь, полковник. Я вызвал вас не для обсуждения вашей миссии: и вы и я с ней хорошо знакомы. Просто хотелось сказать несколько напутственных слов. Итак, пришло время учиться конспирации у товарищей большевиков. Вам это предстоит одному из первых. Будьте осторожны в стане наших врагов. Осмотритесь, войдите в жизнь обители и города…

Продолжая говорить, Врангель прохаживался по кабинету. Несмотря на жару, он был одет в длинную белую черкеску и высоченную барашковую папаху; на животе висел кинжал. «Что за маскарад?» — с раздражением подумал Нежинцев.

— Ваше превосходительство, — спросил он, — не скажете ли, чем объясняется неудача десанта у Приморско-Ахтарской? Думаю, мне было бы полезно знать причину.

От Нежинцева не укрылось, как при этих словах Врангель передернул плечами. Но ответил он спокойно, сдержанно:

— Высадка десанта — ошибка. В тех местах еще было свежо воспоминание о нашем поражении, и приморское казачество не поддержало нас. Других причин нет. Теперь же обстоятельства благоприятствуют нам: голод в Поволжье и разруха всколыхнут недовольство Советами. Кавказское дворянство, хлебнувшее «сладкой жизни» при большевиках, примкнет к нам без колебаний. Возможная высадка десанта в Абхазии имеет и другие преимущества — с севера через горы Красной Армии не пройти, а узкие проходы на побережье можно успешно оборонять в период собирания сил для последующего наступления на соседние области. Вы понимаете, насколько ответственна ваша роль в моих планах?

— Да, конечно, господин командующий.