Камил Икрамов - Круглая печать. Повести

Тогда Талиб, не в силах сдержать себя, вскочил с ковра и неожиданно громким голосом спросил:

- А помните, что говорил папа, когда вы с Рахманкулом уходили с нашего двора?

- Не помню, дорогой, - с усмешкой отвечал Усман-бай, - твой отец был умный человек, царствие ему небесное уже наверно, но он очень много тогда говорил.

- Не помните?

- Нет. Не помню и не хочу помнить. Я даже не знаю, что ты имеешь в виду, дорогой Талибджан. Знаю только, что ты больше похож на своего горячего отца, царство ему небесное, горемыке, чем на свою добрую мать, да будет ей земля пухом. Не помню.

- Насчет ушей, - выпалил мальчик, еле сдерживая слезы, - насчет ваших ушей и ушей Рахманкула…

Больше сдерживаться не было сил, и Талиб бросился вон из комнаты. Остановился он только за калиткой и стал ждать дядю Юсупа. Тот вышел смущенный, на племянника старался не глядеть и сказал скорее жалобно, чем укоризненно.

- Вот, обидели почтенного человека. Конечно, он нехороший человек, но уважаемый, а мы его обидели… Пришлось мне за тебя прощения просить.

- Ну и зря! - пробормотал мальчик себе под нос.

Они довольно далеко отошли от байского дома, когда Талиб заметил, что в руках у него та самая виноградинка, которую он взял с дастархана. Он вернулся назад и швырнул ее обратно через высокую глиняную стену, окружавшую двор Усман-бая.

На другой день с утра в городе уже было тихо, стрельба прекратилась. Все знали, что победили большевики и солдаты и вся власть перешла к Советам.

Дядя Юсуп взял Талиба с собой, помогать в лавке. Дул прохладный ветер, поэтому всю дорогу они шли по солнечной стороне улиц, и позднее осеннее солнце ласково грело их.

Лавка дяди Юсупа была совсем крохотной. Два ящика с ламповыми стеклами занимали ровно половину пространства за прилавком. На узеньких полках лежали пакетики с синькой для белья, несколько кусков мыла, нитки, иголки, в углу стояла связка веников - вот и весь товар.

Сначала подошла какая-то женщина, в парандже с новой волосяной сеткой - чачваном, поторговалась насчет пакетика синьки, потом приценилась к ламповому стеклу, пересчитала деньги и купила одну только синьку. Подходили и другие покупатели, внимательно рассматривали товар и уходили. Появился русский рабочий в высоких сапогах и фуражке с лакированным козырьком, увидел ламповые стекла, удивился и сразу купил не торгуясь.

- Гляди-ко, - сказал он дяде Юсупу. - Весь новый город обошел, и нигде нету, а у тебя пожалуйста. И дешево.

Когда рабочий отошел, дядя Юсуп сказал с гордостью:

- Видишь, я знаю, что брать. Теперь бы оконных стекол достать, они хорошо пойдут. Сходи, Талибджан, в новый город, посмотри, много ли стекол выбито. Стрельба ведь была сильная.

Талиб обрадовался. Походить по новому городу, посмотреть, послушать, что люди говорят, - это очень интересно. С независимым видом он прошелся мимо других лавок и направился в сторону большого арыка Анхор, разделяющего старый и новый Ташкент.

С одной стороны находился старый азиатский город, которому тысяча лет от роду, с кривыми пыльными улочками, немощеными дорогами, с приземистыми глиняными домиками без окон. А по ту сторону Анхора за короткое время были построены красивые дома, окна большие, за стеклами занавески, почти возле каждого дома палисадник с цветами, тополя по обе стороны улицы, а сами улицы вымощены булыжником.

Талиб хотел прокатиться на трамвае, но жалко было денег, ехать же на подножке, как он часто делал раньше, он счел теперь для себя неприличным и пошел пешком. Возле керосинной лавки у самой дороги внимание Талиба привлек мотоцикл, очень красивый и совсем новенький темно-зеленый мотоцикл, сверкавший на солнце огромным никелированным рулем со множеством рычажков и с начищенными до сияния медными трубочками под баком, на котором был изображен тоже никелированный, сверкающий горный козел, застывший в яростном прыжке.

Хозяин мотоцикла выглядел весьма необычно. Он весь был в новой коже, сверкавшей на солнце почти так же, как и его мотоцикл. На нем была кожаная фуражка, кожаная куртка, кожаные штаны, на ногах кожаные ботинки, а икры обтягивали странные кожаные чехлы с пряжками. Потом Талиб узнал, что такие кожаные чехлы называют крагами. Вся кожа одного цвета - коричневая. Сам человек был невысокого роста, рыжеватенький, под носом рыжеватенькие усики. Как щеточка.

Хозяин мотоцикла что-то купил в лавке, может, масло, а может, бензин. Он стоял возле своего сверкающего мотоцикла и вытирал руки тряпкой. Потом он сунул тряпку куда-то под высокое сиденье с пружинами, надел кожаные перчатки и крутанул какую-то ручку.