Борис Бондаренко - Остров

Замечали ее состояние сыновья или нет, но виду не показывали. Собрались и уехали.

Ездили недолго, месяц всего, – денег у них было немного. И вернулись почему-то порознь, впервые за все время. Первым приехал Коля, трезвый, как стеклышко, и сильно невеселый. И что уж совсем удивило Дарью Андреевну – деньги у него еще не вышли, мог бы с недельку и погулять. На вопрос Дарьи Андреевны, где Геннадий, Коля процедил сквозь зубы:

– Не знаю, мы две недели назад разъехались.

– Поругались, что ли?

– Нет.

И больше ничего не добилась она от сына.

Через пять дней явился и Геннадий. Вывалился из попутки весь скрюченный от холода, в легоньких ботиночках, в тонкой шляпе, надвинутой на синие холодные уши. Поздоровался с матерью, мрачно обвел глазами избу, словно не был здесь бог знает сколько лет, только чуть задержался взглядом на Коле – тот отвернулся к окну. Геннадий разделся, сгорбился на стуле, сунув руки под мышки. Дарья Андреевна стала собирать на стол. Геннадий отрывисто спросил, ни к кому не обращаясь:

– Водки нет?

Дарья Андреевна помедлила, ожидая, что ответит Коля, но тот молчал, будто и не слышал вовсе. И она сказала:

– Нет.

Геннадий посмотрел в окно, на холодную солнечную синь декабрьского дня, вздохнул и принялся за еду. Минут пять все молчали, будто воды в рот набрали. Потом Коля покрутил головой, словно тесно ему было в расстегнутом воротничке, усмехнулся чему-то и молча засобирался. Пришел скоро, выставил на стол матово заледеневшую бутылку, другую вынес в сени, сел сам, разлил водку в стаканы. Выпили молчком, без обычного звяка. Но и водка не развязала им языки, уткнулись оба в тарелки. Дарья Андреевна не выдержала:

– Чего, как сычи, надулись друг на друга? Девиц не поделили, что ли?

И тут оба – ни звука. Дарья Андреевна в сердцах отшвырнула вилку:

– У, бирюки лохмоногие... Ну точно как отец-покойник, тот тоже мог неделю молчать...

И ушла на свою половину плакать – в последнее время слаба на слезы стала, и это тоже пугало ее, настойчиво думалось: совсем старею...

А в избе по-прежнему тихо, только стук вилок да поскрипывание стульев. Дарья Андреевна пошла топить баню, молча собрала обоим белье. Братья мылись долго, вернулись – н Дарья Андреевна облегченно вздохнула, еще из сеней заслышав их густые ровные голоса.

А из-за чего так крупно повздорили сыновья – этого она так и не узнала.

Зима стояла тихая, снежная. Братья мучились от безделья, расшатывали половицы крупными тяжелыми шагами, с тоски принимались за всякую ненужную работу: сколачивали скамейки, – куда было девать их Дарье Андреевне? – выстругивали топорища, взялись даже плести кошевку, да не сумели и забросили кривой расползающийся кузов на сеновал. Помогали механизаторам, – оба неплохо разбирались во всякой технике, особенно Геннадий.

А в начале февраля они уже решили ехать. Сказал об этом Геннадий, и даже не Дарье Андреевне, а Коле, сказал мимоходом, как о деле решенном и само собой разумеющемся, и Дарья Андреевна сначала не поняла, переспросила:

– Куда ехать?

– Как это куда? – в свою очередь удивился Геннадий, и Дарья Андреевна тихо охнула и села на лавку. Геннадий растерялся, сказал так, как давно не говорил:

– Да что с тобой, мама? Мы же и не собирались оставаться. Ведь нам ехать надо...

И беспомощно посмотрел на Колю.

Дарья Андреевна медленно склонилась трясущейся головой на лавку, закрыла глаза.

– Мама! – крикнул Коля, и этот крик тихой музыкой отозвался в ее ушах, еще помнила она, как крепкие руки сыновей легко подняли ее и понесли куда-то, успела подумать: «Умираю» – и потеряла сознание.

Не умерла Дарья Андреевна. Уже через полчаса пришла в себя, увидела склонившееся над собой встревоженное лицо Геннадия, не сразу вспомнила, что случилось с ней, а вспомнив, равнодушно подумала: «Знать, не время еще умирать...»

– Как ты, мама? Лучше тебе? – спрашивал Геннадий, не понимая, почему мать молчит и смотрит на него такими странными глазами, словно не узнает. – Ты слышишь меня?

– Слышу, – пошевелила губами Дарья Андреевна. – Коля где?

– За врачом поехал.

– Ну, это уж зря, – так же равнодушно то ли сказала, то ли подумала Дарья Андреевна, потому что Геннадий, напряженно глядя на нее, громко спросил:

– Тебе нужно что-нибудь?

– Нет, – сказал Дарья Андреевна, и собственный голос показался ей громким и гулким. – Иди, я спать буду.

Почему-то не хотелось ей никого видеть.

Приехала молоденькая докторша, долго осматривала Дарью Андреевну, сделала укол и прописала какие-то лекарства, а пуще всего наказала ей не волноваться, не вставать с постели и больше спать. Потом поговорила о чем-то с сыновьями и уехала.