Эдуард Веркин: Ночь летающих гробов

Гробы на какое-то время прекратили движение и зависли, накренившись в направлении окон.

– Это администрация? – спросила Тоска.

– Ты что, флага не видишь?

Из своего гроба показался Фомич.

Он имел агрессивно-зеленоватый оттенок, небольшой полёт ему на пользу не пошёл.

– Помогите, – прошептал Фомич. – Помогите, я умираю.

– Вечно живут только попугаи, – ответил я.

Гробы накренились ещё. Фомич завыл ещё хуже, чем вчера в отсеке «М». Здание администрации приблизилось.

Стало видно, как известные люди нашего городка о чём-то переговариваются, выпивают и закусывают. В центре внимания был заместитель мэра, заведующий отделом культуры. Заместителя мэра прочили в мэры как народного любимца и твёрдого хозяйственника. Его любили абсолютно все. Газеты, спортсмены, дети, собаки служебно-разыскных и декоративных пород. Его любил даже сам мэр, поскольку заместитель ловко играл на баяне и сердечно пел украинские народные песни. В прошлом месяце в детских садах был проведён даже конкурс рисунка на тему «Портрет нашего любимого заместителя мэра». Лучшие работы вошли в книгу, отпечатанную, по слухам, где-то за границей на дорогой мелованной бумаге.

Фомич достал мобильный и дрожащими пальцами попробовал набрать номер. Пальцы в кнопки не попадали – слишком уж навороченный был у Фомича телефон, слишком уж маленькими там оказались кнопочки. Но каким-то чудом Фомич всё-таки ухитрился набрать номер.

– Никита! – завопил Фомич в трубку. – Никита, спаси меня!

– Фомич! – попыталась остановить его Тоска, но Фомич не обратил на неё никакого внимания.

– Как – где, Никита?! Я в гробу!!! В гробу, болван, что тут непонятного?! Как, что я в гробу делаю?! Лечу!

Фомич посмотрел на трубку.

– Не лежу, идиотина, а лечу! Да! Да! Да! Я лечу в гробу! Как – куда лечу? В центр! Сам ты свихнулся, баран!!!

Фомич в ярости швырнул телефон вниз.

– Ай! – он попытался поймать мобильник, но едва не вывалился из гроба. – А!

Фомич в ярости треснул лбом по бортику.

– Фомич, – посоветовал я. – Ты бы прекратил истерику, как-то всё это несолидно выглядит…

– Заткнись! – Фомич хотел в меня чем-нибудь кинуть, но ничего под руку не попало, поэтому Фомич просто погрозил мне кулаком.

– А то ты меня поколотишь? – усмехнулся я.

– Гадина! – Фомич попытался вскочить в гробу, но у него не получилось.

Потому что гробы, повинуясь непонятному приказу, неожиданно понеслись вниз.

Насколько я успел заметить, гробы направлялись прямёхонько в окна второго этажа. Второго этажа здания городской администрации.

– Ложитесь! – крикнул я. – А то стёклами посечёт!

Я свалился на дно гроба и закрыл глаза. Через секунду гробы врубились в витражи, изображающие самоотверженный труд крестьян на тучных нивах.

Меня засыпало разноцветным стеклом. Затем мой гроб вписался в пирамиду с фруктами, и меня обильно засыпало уже всякими тропическими плодами, от приятных киви до малоприятных в момент соприкосновения кокосовых орехов.

Дамы завизжали.

Гроб Фомича влетел в комнату и без остановки пронёсся вдоль длинного фуршетного стола, сметая абсолютно всё на своём пути. Даже обязательного ледяного лебедя. Гроб, как самолёт, остановился в самом конце взлётной полосы, то бишь стола. Его торможение получилось довольно резким, и Фомич буквально выскочил из своего летательного аппарата. Высоко подлетел, описал в воздухе дугу и обрушился в объятия дорого одетой грузной дамы. Картина получилась весьма занятной: на полу лежит дама, рядом валяется парик, который слетел с её головы, а на груди дамы, нежно прижавшись головой, распростёрт Фомич.

Тоске повезло больше. А может, меньше. Гроб Тоски пролетел через весь зал и, пробив такое же окно в противоположной стене, вылетел наружу.

Мой гроб, отягощённый фруктами, вылететь не смог, он затормозился и висел теперь под люстрой, вяло подрагивая. Внизу что-то грохнуло, в стенке гроба, рядом с моим носом, образовалась дырка.

– Не стрелять! – рявкнул могучий голос заместителя мэра.

Я понял, что в меня только что стреляли.

– Не стрелять! – повторил голос заместителя уже спокойнее. – Спокойно!

Я глянул в дырку. В зале имела место немая сцена. Дамы в вечерних туалетах стояли в коматозном состоянии. Их кавалеры насупили лица. Охрана ощетинилась пистолетами и кровожадными взглядами.

Фомич продолжал лежать на грузной даме с редкими волосами. Я сощурил глаз и обнаружил, что это не просто дама, а руководительница самой-самой городской газеты. В которой, кстати, и проходил практику Фомич. Будущее «золотое перо», ну, и так далее.