Александр Пересвет - Затерянные в истории

Если не съедят за особые личные качества.

Но когда ты сам повидаешь много её, смерти, лиц… И сам побываешь за Кромкой… В общем, начинаешь легче к ней относиться. К её неизбежности…

Словом, это оказался мир жёсткий. Но чистый.

Потому и влечёт…

Саша

Сашке было хорошо. И вообще хорошо, и в частности.

Вообще — хорошо было сидеть вот так. У костра. С друзьями. В безопасности. И ступни практически не болят, намазанные какой-то тягучей субстанцией и аккуратно укутанные в меховые постолы здешней знахаркой. Гонув, да.

Хорошо. Как в тот, первый день, когда они тут появились.

Но и с существенной разницей по сравнению с тем днём.

Во-первых, они были теперь вместе. В смысле — они, трое.

И Антохиной жизни ничто не угрожает. Вон сидит, весёлый, поглядывает на неандертальцев, думает о чём-то. Как всегда, поди, — об умном.

Эх, хороший друг ему достался! Ему, правда, не повезло с этим дурацким динозавром… а перед этим со змеёй. Видать, судьба. Можно сказать, на него притягивалось то, что угрожало им троим. Зато здесь его мозги выручили! Это надо же так весь ход войны продумать!

Он ещё раз вспомнил.

Вот откуда, например, Антону знать было, куда пойдут уганры и куда поведут его, Сашку? Догадался, допёр! Хотя сам и говорит, что "элементарно, Ватсон", и тем уламрам, дескать, некуда было иначе соваться.

Хорошо, а дальше вот так придумать, как заманить их в лес? Что сделал бы, скажем, он? Показался бы перед уганрами, покривлялся, может, даже стрельнул в кого. Те бы бросились, их бы встретили. И что? В битве на опушке арруги, как более малочисленные, все и полегли бы…

А этот придумал целую операцию! Выручите меня, дескать, от арругов. А в чём расчёт? Может, он нафиг этим уганрам и не нужен был, чего его выручать-то? Но как просто-то всё, когда объяснил! Раз тебя, Гуся, сразу не убили, значит, нужен ты им. То есть правильно ты себя повёл, конечно, раз им нужен оказался. Но коли не убили — значит, нужен.

А раз нужен один, будет нужен и второй. Хотя бы про запас. И коли он сам в руки идёт — зачем отказываться?

А как они в лес втянулись — тут им неизбежный конец был. Овраг этот, ручьём промытый, я весь прошёл. Как только уганры-уламры в него попадают, так им выхода и нет: сверху уже стрелки расставлены.

Главное было — за тобой, Сашка, их в овраг завлечь. И проходя по нему, упирались они в берег реки. Как фашисты в Волгу, понял? И что им делать? Только обратно идти. Но сзади их всё те же стрелки ждут… Вот и получилось, что деваться им некуда. Только или домой возвращаться, или за каждым стрелком по чужому лесу гоняться…

Погонялись, ага. Да ещё и переругались друг с другом. Что важнее — исчезнувшего духа преследовать или наверху от нападения отбиваться? А в итоге разделились, причём одни побежали обратно поверху, а другие — понизу.

Тем, кто остался наверху, повезло больше…

Но главное — удалось Антону напугать уламров! Главная фишка была в том, чтобы никто из арругов им на глаза не показывался. И тогда очень страшно, в самом деле, всё выходит. Идёшь по лесу, никого не видишь, вдруг из чащи вылетает что-то острое и жалит. Причём куда бы ни попала стрела — всё, не боец уже. Медицины тут нет, до шамана-знахаря старины Да далеко. Перевязаться — и то нечем. В итоге вскоре все уламры или ранены, или вовсе на земле лежат…

Сашу передёрнуло. Нет, хорошо всё-таки, что не позволили они с Антоном добивать раненых. Ворчали, конечно, арруги, но когда увидели, сколько врагов по их душу приходило, и как хитрость Антона в беспомощное состояние их привела… Да к тому же — без единой жертвы со стороны неандертальцев!

В общем, Антоха тут сейчас действительно чем-то вроде полубога стал. Вождь — вождём, конечно, за ним всё оперативное руководство. Но этот — Сашку вдруг кольнул шип ревности — этот для них вроде духовного лидера. Как вида Да у уганров. Только ещё авторитетнее.

Правда, за ним, за Сашкой, тоже кое-какие заслуги есть. Уганров-то, в конце концов за перевал он прогнал! И — практически лишь при помощи слов. То есть как раз для Альки — "не убивайте, если можете…"

Как Антон передал…

На обратном пути уламров больше не расстреливали из-за кустов. Они, мальчишки, запретили. Но и охотиться на трёхдневном пути назад арруги врагам не позволяли. Выли, клекотали как-то особо страшно. Из луков стреляли. Не целясь, но показывая: дальше нельзя.

Когда уламры, окровавленные, израненные, голодные и унылые жались друг к другу в ночном лесу, не отваживаясь даже костёр развести, их было даже жалко. Но — и не поделать ничего. Нравы тут простые — проявишь ненужный гуманизм, так тебя же и съедят. Просто не поймут, что это такое — гуманизм. Особенно — уламры. Даже не как слабость воспримут, а как… ну, разрешение, что ли. Ну вот как олень подстреленный. Пока бежит, бьётся, борется — его уважают, стараются не приближаться. Как только ослаб, лёг на землю — ещё живого разделывать начнут. Без всякой злобы, но и без всякого сострадания.