Юрий Сальников - Под солнцем горячим

Серега все же твердо вступил в море папоротника, все пошли за ним.

Только чем дальше они продвигались, тем гуще становилась трава и теснее лес на горе, которая выросла неожиданно сбоку, как стена. Похоже, что опять забрели в тупик. В довершение всего куда-то пропала и речка. Журчала рядом, за кустами, но едва Кулек-Малек обогнул кусты, ее не стало. Гера остановился.

— Стой!

— Ну что? — спросил Малек.

— Что, что? Куда же мы идем? — Теперь они поменялись местами — со своими вопросами и ответами.

— Так ведь куда-нибудь надо, — ответил Серега, и Гера понял, что на командира надежды уже мало.

Гутя тоже это поняла и села на трухлявое дерево. Гера присел рядом. Идти никуда не хотелось. Появилось одно желание: сидеть и ни о чем не думать. Но все невольно думали об одном: где же дорога, которая приведет их к пещерам или, наоборот, к Принависле? Где речка? Где лесорубы? Ничего неизвестно. Шуршат папоротники, пахнет сыростью, грибами…

— Пойдемте все же, — позвал Серега.

— Опять назад? — спросила Гутя.

Верно — можно опять к тупику, а оттуда снова искать тропу. Но теперь они не смогли найти даже то место, где видели оляпку. И залезли в какой-то колючий терновник. Идти почему-то стало очень тяжело, будто в гору. Появились овраги. Да тут они вообще не бывали.

— Давай постоим, — сказал Малек. — Послушаем, нет ли поблизости речки?

Они долго стояли, но речки тоже не услышали. Гудел над головой лес. Да высоко в небе, невидимый за верхушками деревьев, летел самолет. Басовито пели мощные моторы, звук их постепенно нарастал, падая сверху, потом начал отходить в сторону, слабеть и, наконец, совсем затих.

— Как Семен рассказывал, — вспомнил Гера.

— Что? — спросила Гутя.

— Да было так у них — самолет вверху, а они затерянные.

— А ты без паники! — отрезал Серега.

— Я без паники, сам не паникуй!

— Мальчики, мальчики, — сказала Гутя. — Пошли.

Она взяла палку и пошла в зеленый разлив папоротника. Высокая трава сразу закрыла ее до пояса, но Гутя хлестала палкой перед собой и прокладывала сквозь траву дорогу ребятам.

— Давай я, — сказал Серега и взял у нее палку. Но вдруг остановился и прислушался снова.

— Что еще? — спросил Гера.

— Ничего, не пропадем, — сказал Серега, должно быть, отвечая на собственные мысли. — Сухари есть и спички есть.

— А шакалы? — спросила Гутя.

— Что шакалы? — Серега нахмурился. — Шакалы огня боятся. А ночью и на дереве спать можно. Путешественники часто так делают.

Гутя посмотрела на ближайшее дерево — гладкий ствол, ветки высоко — и только вздохнула. И Гера вздохнул. Кулек-Малек, конечно, запросто одолеет любой ствол, ну а им, видно, придется оставаться на земле. Он представил себе, как будут они сидеть вдвоем с Гутей перед костром среди черной ночи. Храпит на дереве Серега, а с разных концов леса крадутся шакалы, сверкая злыми шакальными глазами. И подвывают. Эх, не знает мама, где сейчас ее сын! Да пусть и не знает, все равно ничем не поможет, только бы расстроилась.

А они и вправду не пропадут. Во-первых, их трое. Во-вторых, они все время будут искать дорогу. В-третьих, их тоже будут искать, это точно. А в-четвертых… Гера просто не понимает, что значит «пропасть». Умереть? Да как можно умереть, если впереди вся жизнь? И он, и Серега, и Гутя только начинают жить. Они еще учатся и даже не знают толком, кем будут. Только кем-нибудь обязательно будут. И еще сделают что-нибудь такое, отчего про Серегу, например, напишут книгу из серии ЖЗЛ. А что? Вполне может быть. Все замечательные люди получаются из обыкновенных ребят.

Правда, про себя он не может сказать уверенно, будет ли замечательным человеком, потому что еще не знает, какое открытие в жизни сделает. А вот Серега будет геологом, Гутя — ботаником или зоологом, изучает растения и птиц. Так неужели они, еще ничего не сделав, так и пропадут? Не может этого быть! И такая уверенность появилась у Геры — выберутся они из этих гор целые и невредимые! — что, шагая за Серегой, он даже затянул:

Но Серега сказал:

— Подожди-ка, слушайте!

Издалека, как эхо, долетела эта же песня:

— Ура! — ребята кинулись вперед.

А многоголосая песня уже задорно летела по ущелью:

— Семен, Семен! — закричала Гутя. — Это же наши!