— Кто это поёт, Куонеб?
Индеец только покачал головой. А когда трели умолкли, сказал:
— Песня эта таинственная. Я ни разу не видел, кто поёт.
После долгого молчания Рольф спросил неуверенно:
— Тут теперь хорошей охоты не бывает, Куонеб. Почему ты не уйдёшь в северные леса, где полно оленей?
Индеец мотнул головой и сказал, меняя тему:
— Расправь получше полог. Ветер нынче дует с моря.
Несколько минут оба безмолвно смотрели на огонь костра. И вдруг в руку Рольфа всунулось что-то влажное и холодное. Это оказался нос Скукума. Щенок в конце концов решил, что белый мальчик ему друг.
7. Арфа памяти и индейский барабан
Рано поутру или когда выпадала роса Куонеб обязательно настраивал свой том-том, согревая его у огня. В сырые дни кожа настолько ослабевала, что он туже затягивал ремни на обратной стороне. И однажды, после того как ремни были затянуты, а том-том прогрет, он испустил такой пронзительный звук, что Рольф с недоумением оглянулся, и тут — бляммм! — кожа лопнула пополам.
— Он был старый, — невозмутимо сказал Куонеб. — Я сделаю новый.
И в то же утро Рольф увидел, как изготовляются песенные барабаны. Куонеб срубил молоденький гикори, аккуратно расколол шестифутовую жердь вдоль и долго трудился над половинкой, пока она не стала шириной в три дюйма, а толщиной в середине — в один, а по краям совсем тонкой, с одной стороны закруглённой и плоской — с другой. Потом он свернул её в большой обруч, плоской стороной внутрь, подержал в горячей воде и на пару́, чтобы придать дереву больше гибкости, и продолжал стягивать обруч, пока не получил кольцо поперечником дюймов в пятнадцать, а тогда обрезал концы и плотно примотал их друг к другу ремешками, вырезанными из телячьей шкуры и вымоченными в воде, пока они не стали совсем мягкими.
Лучше всего обтягивать том-том оленьей кожей, но у Куонеба её не было, и он извлёк старую телячью шкуру из склада, который устроил под обрывом. На ночь он положил её в пруд размягчаться, а утром намазал шерсть пастой из негашёной извести и воды. На следующее утро он легко счистил волосы с кожи, выскреб внутреннюю сторону, удаляя остатки жира и сухожилий, а потом положил на неё обруч и вырезал круг, со всех сторон на пять дюймов шире обруча. Затем прошил круг по краю крепким сыромятным ремешком, стянул им кожу над верхним краем обруча и туго прошнуровал с обратной стороны четырьмя ремешками, которые перекрещивались в центре, словно восемь спиц в колесе. В заключение он несколько раз переплёл их в центре ещё одним ремешком, растягивая кожу, как ему требовалось. Высохнув, она стала совсем тугой и звенела почти металлически.
Рольф почувствовал, как что-то отзывается в нём на эти звуки. Но что? Он сам не знал, как не знают солдаты, марширующие под громкую вибрирующую дробь больших барабанов: там-та, там-та! Да, какая-то власть тут есть, и ею умеют пользоваться и полководцы, и индейские шаманы, руководящие жизнью своих соплеменников.
Куонеб запел длинную песню о былом, когда вабана́ки — его племя, Люди Утренней Зари, — отправлялись на запад и сражались, пока не овладели всем краем до великой реки Шатемук, которую белые называют Гудзоном. Песня будила в нём воспоминания, а они звали его раскрыть своё сердце. Молчаливый индеец, подобно Вильгельму Молчаливому, принцу Оранскому, прослыл таким потому, что при определённых обстоятельствах не хочет вступать в разговор. С чужим человеком индеец немногословен, сдержан, даже застенчив. Но среди своих он может быть и очень разговорчивым. Индейцы, как и все прочие люди, бывают разные: одни любят поболтать, другие несловоохотливы. И когда совместная жизнь их сблизила, Рольф убедился, что молчальник Куонеб, стоило затронуть какую-то струну его сердца, становился доверчивым и откровенным.
Дослушав песню, Рольф спросил:
— Твой народ всегда жил в этих краях?
И в ответ Куонеб поведал историю своего племени, — конечно, не всю, но самое главное.
Задолго до появления белых синавы утвердились на здешних землях от Коннектикута до Шатемука. Но потом явились белые — голландцы с Манхеттена и англичане из Массачусетса. Сначала они заключали с индейцами договоры, а потом в дни мира собрали армию, и когда всё племя собралось в обнесённом валом городе Петукапене на зимний праздник, солдаты окружили его, подожгли жилища, а тех, кому удалось вырваться из объятого пламенем города, убивали без пощады, точно оленей, увязших в сугробах.
Читать дальше