Эрих Распе - Путешествия барона Мюнхгаузена

Однажды я отправился со старшим сыном губернатора по его приглашению на прогулку вдоль берега, прихватив с собой ружье, и вскоре обнаружилось, что мой новый друг, высокий и сильный молодой человек, привыкший к знойному жаркому здешнему климату, мог бодро продолжать путь, тогда как я, совершенно истощенный, должен был опуститься на землю в тени нескольких деревьев и дать себе отдых. Да, господа, должен был!.. Ведь такая жара, от которой расплавлялись свинцовые пуговицы моего камзола, для нас, европейцев, представляет нечто не совсем обычное, и я все время боялся, как бы мое ружье не накалилось на солнце до такой степени, что порох в его дуле вспыхнет сам собой. Поэтому мне было очень приятно, что с меня текли целые реки пота: достаточно было осушить носовым платком лоб каждые пять-десять минут, чтобы он совершенно пропитался влагой, а затем положить его на ружейный замок, причем каждый раз слышалось страшное шипенье, как только мокрая ткань касалась раскаленного металла.

После короткого отдыха я в одиночестве тронулся дальше и скоро добрел до бурного потока; я хотел было присесть здесь, как раздавшийся за моей спиной шум заставил меня повернуть голову и осмотреться. И что же я увидел? Здоровенного льва, который уверенно шел прямо на меня. Не задумываясь над тем, что мой заряд самой мелкой дроби может лишь пощекотать царю зверей ноздри, я схватил ружье и спустил курок…

Величественный хищник остановился лишь на мгновенье, тряхнул головой и, готовясь к прыжку, испустил грозный рев. К своему стыду, я должен сознаться: молодой барон Мюнхгаузен до того потерял голову, что решил искать спасения в бегстве… Я повернулся, и… — у меня до сих пор еще дрожь пробегает по телу, когда я вспоминаю этот момент… — в нескольких шагах от меня стоит омерзительный крокодил, уже раскрывший свою страшную пасть, чтобы проглотить барончика!.. Представьте себе, друзья мои, весь ужас моего положения!.. За мной — лев, передо мной — крокодил, слева — бурный поток, справа — пропасть, кишащая ядовитыми змеями. Мне кажется, и с Геркулесом в таком положении случилось бы то же самое, что со мной: я тотчас же потерял сознание и замертво упал на землю, будучи уверен, что мне пришел конец или на зубах крокодила, или в львиной пасти!..

Благодарю вас за участие, которое при мысли о моем незавидном положении, как я вижу, покрыло ваши лица мертвенной бледностью… Однако успокойтесь!.. Спустя несколько секунд я очнулся от сильного, но непонятного звука. Я отважился приподнять голову — и что же вы думаете?.. Разъяренный лев перескочил через меня и попал прямо в пасть крокодила. Голова одного завязла в глотке второго, и оба стараются изо всех сил отделаться друг от друга. Я проворно вскочил на ноги, вытащил нож и одним ударом отсек льву голову, так что его туловище рухнуло возле моих ног. Затем прикладом ружья я еще глубже забил львиную голову в пасть крокодила, который от этого задохнулся и околел.

Вскоре после одержанной мной победы вернулся мой друг, желая взглянуть, какую дичь я убил своим выстрелом. Разумеется, и он был немало удивлен моей добычей.

Мы тут же измерили крокодила, длина которого оказалась ровно сорок футов и семь дюймов парижской меры.

Когда мы рассказали губернатору об этой необыкновенной охоте, он тотчас послал повозку и нескольких людей, чтобы привезти тела обоих животных. Из крокодила сделали чучело, которое теперь является главным украшением Амстердамского музея, и сторож, рассказывая о моем приключении, делает к нему возмутительные прибавки. Так, например, он утверждает, что лев хотел проскочить сквозь крокодила, но знаменитый господин барон — так он величает меня — отрубил льву голову, как только она снова появилась на свет Божий, и вместе с ней — три фута хвоста крокодила, который при этом повернулся, вырвал из рук господина барона нож и с такой яростью проглотил его, то есть нож, что последний пронзил его сердце, вследствие чего чудовище тут же рассталось с жизнью.

Нечего объяснять вам, как для меня неприятно бесстыдство этого негодяя. В наш скептический век люди, не знающие меня, легко могут усомниться даже в правдивости моих настоящих подвигов и приключений, а это в высшей степени обидно и оскорбительно для честного дворянина…