— Придержи язык, паренек,— грубо оборвал он меня. — Сейчас мы невдалеке от Тропы Дунов, в двух милях от холма Данкери-Бикон, самого высокого места во всем Эксмуре [7] «Бикон» дословно означает «сигнальный огонь», «световой маяк», «буй», «бакен». Данкери-Бикон находится приблизительно в 8 км от береговой полосы. Высота — 521 м над уровнем моря.
. Ежели случится, что Дуны рыщут где-нибудь поблизости, нам с тобою придется изрядно поползать на собственных брюхах.
Он говорил о Дунах — кровавых Дунах из Бёджворти [8] Беджворти — малонаселенная часть Эксмура, выходящая к морю по границе между Сомерсетом и Девонширом.
, грозе двух графств, Девоншира и Сомерсетшира, — разбойниках, изменниках и убийцах. Меня прямо затрясло в седле, когда я снова услышал, как звенят цепи на мертвом разбойнике позади нас, и представил себе, как живые разбойники подстерегают нас впереди.
— Но послушай, Джон,— прошептал я, — неужели Дуны заметят нас в таком тумане?
— Господь еще не создал такого тумана, что застил бы их бесстыжие глазищи. А вот и долина.
Я хотел было пересечь Тропу Дунов на полном скаку, но Джон остановил меня:
— Не горячись, паренек, если хочешь свидеться с матерью.
«Странно,— подумал я,— почему он вспомнил о матери и не упомянул об отце?»
Мы начали осторожно спускаться вниз по склону глубокой узкой долины. Там, на самом дне ее, проходила тропа Дунов. Мы скакали по густой траве и нас почти не было слышно, но от страха нам казалось, что стук копыт разносится по всем окрестностям. Затем мы перебрались на другую сторону и начали подниматься по склону, и уже почти достигли вершины, как вдруг я услышал на Тропе Дунов конское ржание, мужские голоса и бряцание оружия. Шум нарастал с каждой минутой. Я схватил Джона за руку.
— Ради Бога, Джен, слезай с Пегги и отпусти ее на все четыре стороны,— прошептал Джон Фрай, что я и сделал, потому что к тому времени Джон уже слез со Смайлера и лег на землю. Не выпуская поводьев из рук, я еле слышно пополз в сторону Джона.
— Брось поводья, тебе говорят, — лихорадочно зашептал Джон, — Может, они примут Пегги и Смайлера за диких пони и все обойдется, а не то быть нам с тобою нынче на том свете!
Я бросил поводья, тем более, что туман начал расходиться и на фоне неба нас хорошо было видно снизу. Джон лежал в небольшой впадине, и я вполз к нему тихо, как мышь, и замер около него.
На тропе, всего лишь ярдах в двадцати ниже нас, показался первый всадник. Ветер, дувший в долине, разогнал перед ним ночной туман, и внезапно в четверти мили от нас вспыхнул яркий костер и вересковая пустошь окрасилась в малиновый цвет.
— Это на Данкери-Бикон, — шепнул Джон Фрай так близко, что я почувствовал, как шевельнулись его губы. — Зажгли сигнальный огонь, чтобы указать Дунам дорогу домой. С вечера, видать, когда уходили на промысел, приставили к костру часового. Постой, что ты делаешь? Ради Бога...
Больше я уже не мог вытерпеть. Я выполз из впадины, сполз вниз и залег за кучей камней футах в двадцати над головами всадников, умирая от страха и любопытства.
Пламя костра яростно рванулось ввысь, изгибаясь на ходу, и мне вдруг почудилось, что небо, тяжко нависшее над ним, заколебалось. Гигантский красный сноп прорвал темноту, залив насупленные просторы боковым светом, и каждая морщина четко обозначилась на земле, словно бы угрюмый лик пустоши исказился от гнева из-за внезапного пробуждения.
Сигнальный огонь высветил холмы и долины во всей округе и особенно скалистый проход и узкую долину подо мной, по которой всадники двигались молча, не оглядываясь по сторонам. Это были высокие мужчины могучего телосложения в кожаных жилетах и сапогах с высокими голенищами. На них были железные шлемы; грудь каждого покрывали широкие железные полосы; позади каждого висели добыча, притороченная к седлу. Их было более тридцати. Они ехали, нагруженные овечьими тушами, двое подстрелили оленя, а у одного из них поперек седла лежал маленький ребенок. Я не видел, жив он или мертв, но видел, как болталась из стороны в сторону его поникшая головка. Нет сомнения, подумал я, они похитили ребенка ради его платьица, а его взяли с собой, потому что не хотели задерживаться в пути для того, чтобы раздеть несчастного. Платьице и впрямь было невиданной красоты: везде, где на него падал свет, оно сверкало так, словно было сделано из золота из драгоценных камней. Господи, что же они сделают с малышом, подумал я, неужели сожрут?
Читать дальше