Марк Эгарт - Два товарища

Семенцов отступил за дверь, готовый встретить неизвестного, с которым, видимо, не без умысла так дерзко разговаривал Михайлюк.

Дверь шумно распахнулась. В комнату вошли двое. Михайлюк, чуть задев Семенцова плечом, но не подав виду, принялся шарить по столу, разыскивая спички и бормоча: «Сей момент… извиняюсь». Неожиданно он повернулся, костыль скрипнул в его руках, послышался удар.

— Хватай его! — крикнул Михайлюк, зная, что Семенцов здесь.

И не успел спутник Михайлюка опомниться от удара костылем, как железные руки Семенцова нашли его в темноте и сдавили его горло, а Михайлюк забил ему рот тряпкой.

После этого Семенцов повалил его на пол и связал, а Михайлюк, прыгая на одном костыле, отыскал спички и зажег лампу. Теперь Семенцов и Костя, высунувший голову из подпола, могли разглядеть, кого послал им бог. Это был Данила Галаган, полицай, собственной персоной.

Пока он приходил в себя, Михайлюк рассказал, как все случилось:

— Только я вышел за калитку, вижу — кто-то под окнами стоит. «Ага, думаю, вон ты где!» Его в чине повысили, он и старается. «Стой! — кричит. — Я за тобой давно присматриваю, тля безногая!» Это он мне. А я, конечно, шапку долой и поздравляю с чином, все как положено. Куда там! С кулаками лезет: «Кого прячешь! Сусмайнилэ!» Это по-румынски «руки вверх!» Ну, я иду, конечно, а сам прикидываю: стоящее это дело или не стоящее? Может, самого спросим? — кивнул Михайлюк на Галагана, который уже пришел в себя и дико смотрел то на хозяина, то на Семенцова.

Костя вылез из подпола и встал у стены. Семенцов приказал ему завесить окно поплотнее и, предупредив Галагана, что прострелит его паршивую башку, если тот пикнет, приступил к допросу. Кляп был вынут. Галаган увидел направленный на него наган и начал послушно выкладывать все, что знал об интересовавшем Семенцова складе: там, в амбаре Рыбаксоюза, хранится большой запас тола, потому и поставлен караул.

В надежде задобрить Семенцова Галаган, сверх того, признался, что слышал от офицеров, квартирующих в его доме: за городом спешно возводится новая пристань, здесь будет перевалочный пункт, отсюда боеприпасы, техника, продовольствие должны следовать к фронту морем…

«Так вот что имел в виду комиссар своей запиской: пристань и склад!» Но Семенцов ничем не выдал своих мыслей.

— А товарища Аносова кто выдал? — спросил Михайлюк, делавшийся все мрачнее, по мере того как выяснилось значение показаний Галагана. «Проглядел я… а еще уговаривал комиссара: дай срок, узнаю. Сам прозевал и его не удержал… Эх, Трофим!» Эта мысль точила его, не давала покоя. Но голос его звучал ровно, когда он вторично спросил: — Аносова кто выдал?

— Не знаю, святой крест, не знаю!

— А Шевелевича и его жинку? А старого Гриценко, его сын на фронте… Вспомни, вспомни, Данила Тимофеевич, — продолжал Михайлюк с невозмутимостью, казавшейся теперь ужасной.

— Не я, не я, — затрясся Галаган. — Мое дело сполнять…

— А нашего товарища Аносова кто выдал? — допытывался тем же ровным, невыразимо страшным голосом Михайлюк. — Он твою дочку учил, сына учил, в люди их вывел…

— То… то Полищук, — пролепетал через силу Галаган.

— Аносов в подвале гестапо?

— В подвале.

— Скоро?

Галаган от страха не сразу понял, о чем его спрашивают, а поняв, сказал:

— Завтра.

Семенцов молчал во время этого диалога. При последних словах Галагана он быстро приставил наган к его голове:

— Врешь, чертов сын!

Галаган побожился, что сегодня был отдан приказ поставить наутро виселицу на площади.

Теперь замолчали все.

Михайлюк тяжело опустился на табурет. Семенцов не сводил с Галагана ястребиных бешеных глаз. Костя ежился у стены, его била лихорадка.

Некоторое время никто не произносил ни слова. Потом Семенцов спросил, видел ли Галаган, кто подобрал шляпу Аносова, и услышал ответ: «Полищук». Семенцов переглянулся с Михайлюком. Больше Галаган не был им нужен. Ему опять забили рот кляпом, впихнули в мешок, который нашелся у Михайлюка, и вытащили во двор, а со двора, оврагом, вниз, к берегу моря.

Было темно, тихо, лишь издали доносились звуки губной гармоники, на которой играл по вечерам румынский ветеринар, живший у старухи просвирни.

Галаган завертелся в мешке, как кот, услышав плеск прибоя. Михайлюк, не обращая на него внимания, словно он был уже не человек, а просто лишний предмет, отыскал на берегу увесистый камень. Семенцов привязал камень к мешку, взвалил мешок на плечи и вошел в море. Мешок бесшумно опустился на дно.