Марк Эгарт - Два товарища

Костя вдруг начал спускаться с кургана к противоположному берегу острова.

— Куда ты? А лодка?.. — испугался Слава, потому что лодка принадлежала его отцу и получил он ее с немалым трудом.

— Не убежит твоя лодка! — донеслось снизу.

Костина тюбетейка исчезла в кустах.

Досадуя на товарища и недоумевая, Слава последовал за ним. Костя шел, внимательно оглядываясь по сторонам. На остров городские ребята пробирались редко: по берегам Казанки тянулись огороды, баштаны, а баштанщики имели неприятную привычку держать наготове дробовики, заряженные солью.

Пройдя шагов двадцать, Костя обнаружил, что в одном месте трава и кусты возле тропинки примяты. Раздвинув кусты, он, а вслед за ним Слава вышли на небольшую прогалину. Она была обсажена высокими серебристыми тополями, похожими на старых солдат, и между двух самых старых, самых высоких тополей, вытянувшихся словно на карауле, поднимался холмик, на нем — деревянный, потемневший от времени обелиск со звездой, а у подножия обелиска — свежие, вероятно сегодня принесенные, цветы, еще издающие слабый, нежный аромат.

Все здесь было просто и строго: тени от тополей, укрывающие могилу, вылинявшая, обмытая дождями и высушенная солнцем бледно-розовая звезда, шум ветра в тополиных вершинах и маленькое облачко, как бы остановившееся, чтобы заглянуть сюда с высоты.

Мальчики стояли, обнажив головы, перед неведомой могилой. Так вот куда ходили Познахирко, Семенцов и тетя Даша! Но почему — тетя Даша? Здесь была какая-то тайна, которую Костя не мог разгадать.

Весь обратный путь Костя молчал. Славу подмывало спросить, что он думает, но Костя не был расположен к разговору.

Слава привык считать товарища более опытным, знающим, умелым и признавал авторитет Кости во всем, кроме того, что касалось морского дела. В этом, полагал Слава, он превосходит Костю потому хотя бы, что его дядя был капитаном дальнего плавания, а отец — корабельным врачом. Сам Слава дважды ходил морем в Крым, был в Севастополе, видел наш флот и даже наблюдал, как всплывает настоящая подводная лодка. А Костя, что ни говори, дальше мыса Хамелеон носа не высовывал и, кроме рыбачьих лайб, ничего не видел.

Поэтому, когда речь заходила о кораблях, парусах, оснастке и прочем, Слава тотчас принимал вид знатока. Но Костя не соглашался признавать его авторитет. Славе приходилось прибегать к помощи отца. Его мнение решало спор между товарищами.

Отец Славы, доктор Николай Евгеньевич Шумилин, был невысоким полным человеком с коричневым от многолетнего загара, всегда чисто выбритым лицом, на котором резко выделялись светлые глаза и выцветшие брови. Николай Евгеньевич страдал астмой, заставившей его покинуть в прошлом году морскую службу, о чем он не переставал сожалеть.

Мать Славы была, напротив, довольна, что муж оставил морскую службу, только жаловалась, что и теперь редко его видит. Действительно, по целым дням доктор был занят в городской больнице, а вечерами сидел на веранде, обращенной к морю, читал газеты и ворчал на жену, балующую сына.

— Мальчишка должен бегать босиком, лазать по деревьям, грести, плавать, драться с ребятами, не давать им спуску, а ты, милая моя, из Славки кисель делаешь, — говорил он ей.

Сына он любил, но никогда не выказывал этого и в спорах Славы с Костей чаще становился на сторону Кости.

Самыми радостными событиями для Славы были редкие наезды дяди-капитана. Он надоедал ему расспросами, хвастал дядей-капитаном перед товарищами и так важничал, что в конце концов ему попадало от отца.

Костя заглядывал к товарищу по два, по три раза в день (жили они рядом) и с жадностью ловил каждое слово капитана дальнего плавания. А когда мальчики оставались одни, Костя вздыхал, смотрел мимо Славы на взморье, где буднично-уныло раскачивались рыбачьи лайбы. Скуластое веснушчатое лицо его бледнело, ноздри маленького вздернутого носа раздувались, в глазах появлялось отсутствующее выражение. Казалось, он видел иное море, и ветер уже свистел в снастях, и гнулись мачты, и паруса вздымались, и кто-то на фор-марсе — может быть, он сам — кричал: «Земля!»

Вернулись товарищи около полудня. Лодку привязали на обычном месте — к цепи, протянутой от сваи, вбитой на берегу во дворе Шумилиных. Слава заботливо оглядел свой костюм. Костя подхватил весла, и мальчики направились к дому.