Златослава Каменкович: Тайна Высокого Замка

И как-то сразу забываются распри и обиды. Кто тайно, а кто и явно, на глазах мамаш или бабушек, хватает спрятанные в кладовках луки и стрелы, пугачи. Кое-кто прихватывает из ящика кухонного стола коробочку спичек. Ведь придётся разжигать костёр на склоне Княжьей горы!

Не проходит четверти часа, и вся команда как ни в чём не бывало уже договаривается о набеге на какой-нибудь сад в районе Высокого Замка.

Да мало ли что ещё замышляют эти «пираты»!

Петрик уже нарисовал шесть сравнительно ровных квадратов, обвёл «рай» и заканчивал чертить «пекло», как вдруг за его спиной кто-то поставил на землю вёдра, а вслед за этим раздался строгий голос пани Андриихи.

— Какого чёрта, прости господи, ты в помойку залез? Игрался бы, как другие. Уж мало ли места во дворе? Чтоб я тебя здесь в последний раз видела!

— Ладно, — смущённо сказал Петрик и нехотя побрёл к центру двора, где опасность могла его подстерегать на каждом шагу.

К радости Петрика, «пиратов» на «острове» не оказалось. Не видно их было и на балконе, откуда они любили издеваться над девочками, пуская в них стрелы из луков или стреляя вниз горящими спичками.

— Петлик, давай иглать в классики? А? — зовёт Мироська.

Мироська — ровесник Петрика, только он ещё плохо выговаривает «р». Петрик и Мироська одного роста, разве только Мироська более упитан и чёрен как галка.

— Слушай, Петлик! Иди иглать.

Соблазн поиграть на солнышке так велик, что Петрик не может этому противостоять. Он подбегает к запретной черте, но в последний миг останавливается и со вздохом спрашивает:

— А мне за это не влетит?

— Не бойся, пилаты побежали на Высокий Замок, — выдал тайну Мироська, хотя поклялся брату никому не «выляпать» их место нахождения.

Петрик вдруг опомнился. Он же обещал маме ни с кем не разговаривать. И, закусив язык, Петрик ступил на злополучный «остров».

Терпеливо выждав свою очередь, Петрик удачно прошёл с закрытыми глазами все классы и, согласно правилам игры, положив на носок биту, заскакал на одной ноге. Вот здесь-то Мироська самым бессовестным образом смошенничал.

— Ага, слепая кулица, ага! — заорал он, нагло утверждая, будто Петрик наступил на черту.

Петрик протестующе замычал, потому что у него был прикушен язык, он хотел во что бы то ни стало остаться верным обещанию, данному маме.

Тогда Мироська злобно толкнул Петрика в спину, выхватил у него из-под ног драгоценную черепичную биту, подаренную Петрику Юлькой, и пустился наутёк. Это было уже слишком! Возмущённый Петрик погнался за Мироськой, настиг мошенника, треснул кулаком по голове и грозно потребовал:

— Отдай! Отдай, воришка, мою биту!

— Ма-а-а! — заревел Мироська, бешено отбиваясь ногами.

Трудно сказать, чем могла бы закончиться эта схватка, потому что во двор влетели «пираты». Но почти одновременно из подвала выбежала мама Петрика, а из окна бельэтажа высунулась вся в папильотках голова маклерши.

При виде мамы Петрик волей-неволей прикусил язык, однако Мироську не выпускал из цепких рук. Он был полон твёрдой решимости отнять спою биту.

— Чего язык вывалил, как пёс? — сердито спросила Мироськина мать. — А ну, не цепляйся до хлопца!

И что обиднее всего, Петрика мама тоже громко закричала на него:

— Не трожь! Не обижай хлопчика! Спрячь язык, фу, срам…

Густые светлые ресницы Петрика задрожали и опустились. Он покорно разжал руки, давая свободу Мироське, затем спрятал язык, нахмурил брови и напомнил своей маме:

— Ты сама велела держать язык за зубами.

— Не смей больше играть с этим приблудой! — обидно кольнула маклерша и надулась, как квочка на дождь.

А мама, точно Петрик был в чём-нибудь виноват, стала заискивать перед ней.

— Не надо принимать это близко к сердцу, прошу пани… Дети сами подерутся, сами и помирятся.

— Не буду я с ним мириться, он вор! — решительно заявил Петрик.

— Марш домой — рассердилась мама.

— Не хочу-у-у, — слёзно запротестовал Петрик.

Мама подхватила его на руки и поспешно унесла в подвал — здесь они теперь жили, у маминого брата сапожника дяди Тараса.

Зайдя в комнату и поплотней закрыв за собой дверь, мама опустила Петрика на пол. В этой комнате всё вместе: и кухня, и столовая, и спальня. Так тесно, что повернуться негде. А на одном-единственном окне — железная решётка. «Как в тюрьме», — сказал однажды дядя Тарас.

— Хочу-у во дво-о-ор! — ревёт Петрик.

Мама присела на корточки, жарко дышит Петрику в лицо, тревожно шепча: