Ю Несбё - Доктор Проктор и его машина времени

— Я сразу почувствовала, что знаю эту площадь! — воскликнула Лисе.

Она вспомнила, что ей с самого начала показалось, что на площади чего-то не хватает. И теперь она поняла, чего именно.

— Он написал на открытке зашифрованное сообщение и сказал, что пошлет ее двум друзьям в Осло, — сказал Эйфель. — Некоему господину Булле и некой фрёкен Лисе. Он попросит их прибыть в то же место, куда направляется сам.

— Другими словами, во времена Французской революции, в тысяча семьсот девяносто третий год?

— Как, разве ты этого не знаешь? Он ведь написал в открытке.

— Видимо, эту часть текста смыло. А там было какое-нибудь уточнение, где именно в эпоху Французской революции его искать?

— М-да… — Эйфель покрутил усы. — Я попробовал бы начать с площади Революции, расположенной перед ужасной тюрьмой Бастилия в Париже. Именно там чаще всего пускали в ход гильотину, и там, вероятней всего, отрубили голову графу Монте Криспо.

— Спасибо, — сказала Лисе. — Я буду думать про тысяча семьсот девяносто третий год, про графа Монте Криспо и про Пастилию в Париже. А кстати, как доктор Проктор сумел отправить свою открытку?

Эйфель заулыбался, вспоминая:

— Он сунул голову под воду в ванне, держа открытку в руке. Он сказал, что будет думать, куда должна отправиться открытка, и — р-раз! — она туда и попала. По-видимому, только то, что полностью погружено в воду, может отправиться в путь. Он сам остался тут.

— Интересно, — сказала Лисе и показала на пустые винные бутылки, стоящие на письменном столе. — А можно мне воспользоваться одной из них, бумагой и карандашом?

— Да пожалуйста, бери, — радушно махнул рукой Гюстав Эйфель.

Лисе подошла к письменному столу, взяла в руку карандаш и стала быстро писать на листке бумаги. Потом свернула листок, сунула в винную бутылку, нашла в мусорной корзине две пробки и заткнула одной горлышко.

— Что это? — спросил Эйфель.

— Сообщение о том, куда я направляюсь, — сказала Лисе. — Если доктор Проктор мог послать письмо через ванну времени, то и я, наверное, тоже могу.

— Это логично. А письмо кому?

— Письмо Булле или Жюльет. Я не знаю, где они, поэтому посылаю сообщение через ванну времени в нашу комнату в пансионе «Пом фри»…

Остального Эйфель не услышал, потому что Лисе уже опустила голову в воду, сунула туда же бутылку, и слова превратились в пузырьки воздуха, поднимающиеся на поверхность.

— Вот так! — сказала она, подняв голову. — Отправила!

Гюстав Эйфель засмеялся и потрясенно покачал головой.

— Мне надо спешить, — сказала Лисе и прыгнула в ванну.

— А мне ведь тоже надо спешить, — озабоченно сказал Эйфель. — Но я рад был с тобой познакомиться, Лисе. Передай профессору привет, если найдешь его. И будьте оба осторожней с историей, пожалуйста.

Лисе помахала ему и скрылась под водой.

Оставшись один, Эйфель склонился над своими набросками и пробормотал:

— Мерде, [21] Черт! (фр.) ну почему меня не попросили спроектировать один из моих обычных уродливых мостов?

Тут его внимание привлекли звуки капель, падающих на деревянный пол, и инженер поднял голову. Рядом с ним стояла Лисе с мыльной пеной на волосах.

— Как, ты еще не уехала, мон ами? — спросил он.

— Я подумала, что в качестве благодарности за помощь могу подать вам идею, — сказала она, схватила карандаш и стала рисовать.

Эйфель смотрел широко раскрытыми глазами, как ее рука летала по бумаге, словно она рисовала то, что очень хорошо знала. Арки, решетки, четыре опоры, расходящиеся в стороны, очень похожие на ножки ванны. Это было красиво, гениально, от этого дух захватывало.

— Вот так, — сказала Лисе. — Нравится?

Эйфель был в восторге.

— Что… что это?

— Башня.

— Я вижу. Но это не просто башня, это фантастическая башня. Она совершенна! Но как ее назвать? Башня Лисе?

Лисе подумала:

— Мне кажется, что Эйфелева башня звучит гораздо лучше.

— Эйфелева башня? — Инженер закашлялся от восторга. — Ты это всерьез? Большое тебе спасибо!

— Спасибо вам, желаю удачи! — Лисе вернулась к ванне, залезла в нее, пробормотала: — Пастилия в Париже! — и скрылась под водой.

Когда она поднялась над водой, ее поразила жуткая вонь. А еще истерический визг и хрюканье. И если бы Лисе была не Лисе, а Булле, то ей пришло бы в голову: «Это завтрак! Свежая ветчина!»